Ронта остановилась и прислушалась, но она не могла разобрать, что поют мошки.
С левой стороны тихо смеялась Калава, пробираясь между древесными корнями.
«Калава темноволосая», – подумала Ронта.
Дно у Калавы было мшистое, тёмное. Она не несла водяных кудрей, её струистые волосы ложились вдоль хребта прямыми полосами.
Тростники тоже пели. Когда порыв ветерка пробегал по верхушкам, они гнулись и гудели. Голос у них был низкий, густой: – Ввв…
Ронта прислушалась. Голос мошек и голос камышей сливались вместе в одну стройную песню. И теперь Ронта разобрала напев и даже слова.
– Солнце, жги! – жужжали мошки и пели камыши.
Это был припев брачного гимна. Юноши и девы, ещё непосвящённые, не имели права петь этот гимн. Но припев повторялся в десятках различных песен, детских и девичьих, весенних и жатвенных, когда жёны Анаков собирали колосья на диких полях у верховьев Калавы. Все Анаки чтили солнце, но каждый певец вкладывал в его хвалу особый смысл.
– Солнце, жги! – пели камыши. И солнце жгло.
Ронта подняла глаза и лицо к небу.
– Солнце – Отец, – сказала она.
Калава опять засмеялась, протекая мимо. И смех у неё был тихий, лукавый. Ронте представилось, будто она прячет лицо под корнями и выглядывает украдкой и, прикрывая рот рукою, смеётся втихомолку.
«Чему ты смеёшься?» – чуть не спросила она.
И, как бы в ответ, сквозь камышовую чащу донёсся новый звук.
То был голос камышовой свирели. Она пела, словно выговаривала:
– Тиу, тиу, тиу… Солнце, жги!
В густых камышах жили Камышовые боги. Они были белые, статные, носили зелёный венок на голове и тростинку в руках, как символ владычества. Ей пришло в голову, что кто-нибудь из них забавляется с тростинкой.
– Посмотреть бы его, – сказала она и пошла вперёд.
Калава сделала внезапный поворот и отошла вправо. Камыши оборвались. Тропинка вышла из чащи на прибрежную поляну. Ронта осмотрелась, но бога нигде не было. Вместо бога на камне у воды сидел Дило Горбун. Он срезал камышинку, сделал из неё свирель и, прижимая её к губам, выпевал протяжно: «Тиу, тиу, тиу…»
– Это ты поёшь? – сказала Ронта с невольным разочарованием.
– Я, я! – пропел Дило.
– Я думала: Камышовый поёт, – сказала Ронта наивно.
– Ага, – сказал Дило:
Русая грива, золотое лицо,
Вот мы приносим тебе мяса.
Это была молитва Камышовому богу, которую пели дети перед ловлей гольцов в тёмных водах Калавы.
Ронта улыбнулась и кивнула головой.
Дило опять взялся за флейту.
– Это я пою, я, Дило… Фиу, фиу, фиу… А ты знаешь, что я пою?
