В описываемую субботу Харра рвался из комнаты Шнайдера. Шнайдер же держал его за рукав и верещал: «Да ты послушай, да я вовсе не это имел в виду, и вообще, не надо заводиться», но успеха это ему не приносило, ибо Харра со своими сверхсильными стеклами, как и обычно, отвернулся от своего собеседника градусов на девяносто и бросал свои доводы мимо Шнайдера куда-то в глубину комнаты, что давало ему явное преимущество перед Шнайдером. Не говоря уже о том, что перекричать громовой бас Харры тот просто не мог. Харра пытался вырваться от Шнайдера и с этой целью, когда я подошел поближе, сам ухватился за мой рукав, и так, бабка за дедку, мы втянули друг друга в комнату.
— Да, с добрым утром, — спохватился я.
— Этот господин, — зычным голосом гремел Харра, — наш высокочтимый коллега Шнайдер, которого ты видишь перед собой, — и он ткнул пальцем в сторону стола, где, рыдая от смеха, сидела фрау Дегенхард, — вот полюбуйся на него, Киппенберг, этот более чем высокочтимый коллега требует, чтобы я усовершенствовал его древний спектрометр. Получая такое невероятно высокое жалованье, я, оказывается, должен орудовать отверткой, пассатижами и паяльником.
При моем появлении Шнайдер немедля капитулировал.
— Великий боже! — воскликнул он почти в отчаянии. — Какой шум! А ведь я всего только хотел…
— Чего вы хотели? — спросил я.
Харра посмотрел сквозь свои немыслимые стекла в лицо сперва мне, потом Шнайдеру, спросил: «Как, как»? — высвободился наконец из цепких рук Шнайдера и загремел мне в ухо так, что я вздрогнул:
— Я просто желал, чтобы ты полностью был в курсе, только и всего.
— Зачем мы тогда держим Трешке, нашего мастера на все руки, и его мастерскую? — спросил я Шнайдера.
— А вы, — ответил Шнайдер вопросом на вопрос, — вы когда-нибудь видели мастера, который ради вас шевельнет хоть пальцем, если вы предварительно не станете перед ним на колени? Я лично не видел, во всяком случае, у нас в ГДР.
— Вы к Трешке уже ходили? — напустился я на Шнайдера, а фрау Дегенхард добавила, так сказать, с галерки:
— Просто доктор Шнайдер опять перепутал нашего коллегу Трешке с теми халтурщиками, которые жиреют о чаевых на его даче.
— Итак, господа, вам теперь все ясно? — загремел Харра. — Я ведь только и хотел, чтоб не осталось никаких неясностей. — И дальше, с пришептыванием, уже адресуясь непосредственно ко мне: — Договор остается в силе?
— Да, в девять, у Боскова.
Когда мы остались втроем, фрау Дегенхард, я и Шнайдер, последний сказал ворчливо и с явными угрызениями совести:
