— Кто предложил послать именно тебя?
— Отец, — сказала Шарлотта.
— Кортнер, — сказал я.
Лицо Шарлотты мгновенно окаменело. Но я умоляюще посмотрел на нее, и она вновь расслабилась. Демонстративно зевнув, она отпила вина и сказала:
— Прямо наваждение какое-то. Не будь Кортнера, мы бы с тобой не знали, что такое супружеские ссоры.
Она права. Поводом либо причиной серьезных, принципиальных размолвок за все семь лет нашей совместной жизни всякий раз прямо или косвенно оказывался Кортнер. Относительно Кортнера и его роли в нашем институте мы с самого начала придерживались диаметрально противоположных взглядов и до сих пор не сумели друг друга переубедить. Причем порой речь шла о совершенных пустяках. Но проблема, которую составлял в нашей жизни Кортнер, так и пребывала нерешенной, и мы тащили ее за собой сквозь годы, уже почти о ней не разговаривая. Кортнер был вездесущ, сейчас мы снова физически ощутили его присутствие между нами. И Шарлотта снова отодвинулась от меня куда-то далеко.
Кортнер был мне с самого начала глубоко антипатичен. Шарлотта не принимала всерьез мое отношение к нему, считая его предвзятым. Конечно, у меня были свои резоны, но я не приводил их Шарлотте, а уж сегодня и подавно не стал бы приводить. Шарлотта воспринимала Кортнера по-другому, в том-то и суть, что у этого человека было не одно, а несколько лиц.
Итак, во-первых, мы имеем Кортнера, который лебезит перед шефом, нет, правильней сказать, перед господином профессором, перед его дочкой и даже перед зятем, лебезит усердно, услужливо, угодливо, поддакивает прежде всего господину профессору, но и зятю тоже. Грубо говоря, виляет хвостом, что твой пес. Во-вторых, это свой в доску коллега Кортнер, который силится таким путем завоевать дружбу Хадриана, Боскова и прежде всего Киппенберга. Далее, существует третий Кортнер, официально утвержденный заместитель шефа, Кортнер, намертво прилипший к своему креслу, куда давно следовало бы усадить человека более достойного. Ну и наконец, есть Кортнер — руководитель отдела апробации, без зазрения совести срывающий на подчиненных дурное настроение, но, когда об этом заходит разговор в присутствии шефа и шефова зятя, он умеет с покаянными ужимками объяснить свою неуравновешенность болями в желудке. Впрочем, и это еще не все. Есть еще интриган Кортнер, который втихаря нашептывает на ушко шефу разные разности, что не всегда хорошо для дела — другими словами, для института, вот только зять, к сожалению, не может это доказать.
