— «Эйр-Франс‑447».
Вернер всмотрелся в серебристую мглу.
— Почти на самом экваторе, — сказал капитан. — Так что там случилось? Почему ты опоздал?
— Случилась, можно сказать, авария, — сказал Вернер. — Дорожная авария.
— Да?
— Такси, в котором я ехал, сбило скутер, — объяснил Вернер. — Подросток на скутере, кажется, умер.
— Вот черт, — сказал капитан.
— В любом случае, таксиста увела полиция. И мне пришлось ловить другое, что было непросто в такое время.
— Еще бы, — сказал капитан. — Грустно вышло. С этим подростком.
— Ну да, — сказал Вернер и через минуту добавил: — Знаешь, у меня была сестра — она умерла, когда мне было пять лет.
— Да?
Капитан, очевидно, плохо представлял, что ему делать с этой информацией. Они с Вернером мало знали друг друга, и Вернер никогда ему не рассказывал ничего существенного о своей личной жизни.
— Она была старше тебя? — спросил капитан, пытаясь проявить что-то вроде искреннего интереса.
— Нет, младше. Ей было три.
— Наверно, тяжело было твоим родителям, — сказал капитан.
Вернер сказал, что тяжело.
На какое-то время у них в квартире исчезли фотографии Лизль. Позднее некоторые появились снова, и ему было странно видеть их, потому что к тому времени он уже забыл, как она выглядела. И естественно, что на фотографиях она выглядела так же, как и раньше, тогда как он был уже старше на несколько лет. Тогда он впервые задумался, какой она могла быть теперь, если бы была жива. Он все еще иногда думал об этом — не только о том, как она могла бы выглядеть, но и о том, как могла сложиться ее жизнь. Ей бы теперь было тридцать три. Когда он подумал об этом, у него возникло жутковатое чувство ее отсутствия в этом мире.
Как только они приземлились в Сан-Паулу, ему стало ужасно не по себе при мысли об очередной ночи в отеле в одиночестве. Он ненавидел это тихое уединение отельных номеров. Сегодня он был в номере на двадцать третьем этаже, и окна там не открывались. Он взял стакан из ванной и бутылку «Wild Turkey», купленную на бегу в аэропорту Дакара. Налил немного в стакан. А затем, хотя во Франкфурте был третий час ночи, он снова попытался позвонить Сабине, зная, что она не ответит. За последние сутки он звонил ей много раз, и она ни разу не ответила, а теперь там, где она жила, была глубокая ночь. И все равно его сердце замирало, когда он набирал цифры, проникавшие, мягко пиликая, в электронные сети, простиравшиеся до другого края света. Секунды сменяли друг друга, секунды тишины. И вдруг, словно по волшебству, словно случилось что-то по-настоящему невозможное, у него в ухе прозвучал ее голос:
