Больше он никогда ее не видел.
Когда они пришли домой, он с удивлением обнаружил, что в их общей комнате пропала ее кроватка.
Но по-настоящему он понял гораздо позднее, что больше никогда не увидит ее.
И также гораздо позднее он понял, что его родители уже никогда не будут прежними.
Другими словами, несколько лет, пока он был ребенком, он считал возможным вернуться к прежней жизни — что Лизль каким-то образом к ним вернется и все будет как раньше. Трудно было сказать, в какой именно момент к нему пришло осознание, что этого никогда не случится, что такое положение вещей будет длиться вечно.
Он снова взглянул на часы. Ему нужно будет найти другое такси. Он вышел на обочину и стал голосовать.
Солнце садилось, и муэдзины заводили свое пение. Каждый раз сперва раздавался статический треск, а потом звучал голос, тянувший долгие, протяжные слоги: «Аллах-акбар».
Он опоздал в аэропорт на полчаса. Он извинился и сказал капитану, который уже вел наружный осмотр самолета, что потом объяснит ему, что случилось.
Они закончили осмотр вместе и поднялись по приставной лестнице в самолет, старый грузовой «МакДоннелл Дуглас», имевший необычную конструкцию с третьим двигателем на хвосте. Вернер был пилотом. Достигнув конца взлетной полосы, он подождал разрешения на взлет. Голос в его наушниках произнес:
— Люфтганза, карго‑8262, полоса один, взлет разрешаю.
— Взлет разрешаю, — повторил Вернер, — полоса один, Люфтганза, карго‑ 8262.
Двигатели разогрелись до высокого гудения, а затем дали тягу, и самолет начал движение. Он набирал скорость, пока не развил 278 км/ч, и тогда поднялся в воздух. Вернеру всегда нравилось думать о том, что в этот момент самолет не может не взлететь, что ничто не в силах удержать его.
Под носом у него заскользил океан. Голубой изгиб планеты. Два часа спустя они по-прежнему обгоняли ночь. Однако ночь двигалась быстрее, и нагнала их где-то над Атлантикой. Небо пламенело над западным горизонтом. Океан замерцал, когда в него погрузилось солнце.
— Теперь держите связь с Атлантико, — произнес голос авиадиспетчера, все еще дакарского.
— Спасибо, — сказал Вернер. — Спокойной ночи.
Капитан, сидевший рядом с ним, указал на океан, почти растворившийся в темноте, и что-то сказал. Там, где они летели, в одиннадцати километрах над водой, еще сохранялся слабый свет. Вернер думал, что в Дакаре уже была ночь. И во Франкфурте уже была ночь.
— Вон там он упал, — говорил капитан.
— Кто? — спросил Вернер, блуждая в своих мыслях.
