— Петь хорошо, — провозгласил Тэйдзи. — Будто дыхание из глубины, не легкими, а душой. Вот только я не знаю никаких английских песен, кроме «Битлз», да и их слов не учил.
Прежде я ни разу не слыхала, чтобы он пел, да чего там, даже говорил, что хочет петь. Но, с другой стороны, прежде я ни разу не слыхала и чтобы язык у него заплетался от выпивки.
— Научи меня японской песне. — Лили уже стояла, чуть покачиваясь, пока отхлебывала из банки. — Я хочу выучить японскую песню.
Тэйдзи закрыл глаза, и я подумала, что он уплыл в собственный мир. Через несколько секунд он их открыл, улыбнувшись Лили.
— Ладно, я научу тебя легкой. Эту песню в Японии знает каждый.
И мы втроем вместе медленно повели «Уэ о мите аруко»[25]. Слов Лили понять не могла, но громко выпевала бессмысленные их подобия, не слушая, когда я пыталась переводить для нее их смысл.
— Уэ о мите аруко…
— Иди с лицом, поднятым кверху, — вклинилась я.
— Намида га коборэнаи ёо ни…
— Чтобы не дать слезам пролиться…
— Омидасу, хару но хи…
Хоторибочи но ёру.
— Когда одиноким вечером вспомнишь весенний день, — последнюю строку я мысленно повторила. — Или наоборот? Трудно перевести.
Лили дела не было до того, что означают слова, но она пропела несколько раз.
— Я и правда слишком пьян. — Вскрыв очередную банку, Тэйдзи повел следующий куплет песни.
— Давайте погуляем. Ночь чудесная. — Развернувшись на пятке, Лили хихикнула.
Собрав вещи, мы пошли. Когда мы встали, я заметила, что Тэйдзи оставил аппарат на земле. Он никогда не забывал его. Подхватив, я повесила аппарат на шею. Выдам, когда хватится. Лили снова запела, а Тэйдзи пытался исправлять ее ошибки.
Позади них я сняла колпачок с объектива, поднесла аппарат к глазу, и, хотя сфокусировать собственные глаза было труднее, чем навести резкость, я ухитрилась поймать обоих в прямоугольник видоискателя. Вспышка была яркая, но они продолжали шагать, распевая, словно ничего не замечают. Опустив аппарат, я припустила за Тэйдзи. Внезапно мне показалось жизненно важным вернуть камеру ему.
* * *
Теперь я передумала и вижу, что моим низвержением стала, вероятно, эта фотография в парке Ёёги, а не та в лапшичной. А может, Люси слишком суеверна и выискивает подсказки во всем, когда на деле никаких подсказок нет ни в чем.
В ранние утренние часы мы шагали по улице, направляясь по дороге в гору к квартире Тэйдзи. Лили то и дело падала наземь и твердила, что поспит на мостовой и чтобы мы не волновались. Каждый раз мы подхватывали ее с обеих сторон и волокли еще на несколько шагов дальше. Лили была не тяжела, но алкоголь подорвал обычную силу и координацию Тэйдзи. Он то и дело натыкался на меня, и я обнаружила, что выполняю бо́льшую часть работы. Тэйдзи углядел у дороги тележку из числа тех, на которых перевозят ящики по складам и используют при выгрузке товара из фургонов, и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы взвалили Лили на нее и принялись толкать по дороге. Голова ее откатилась назад, и прядь рыжих волос свесилась сбоку площадки. Ее руки и ноги сваливались во все стороны. Она смахивала на раздавленного паука. Небо было преисполнено гнетущим предрассветным сумраком.
