считаешь, что это странно, или нет? — Я? — сказала Дженни. По-моему, это все ужасно странно. — Вот и по-моему тоже, сказала Крошка Мэри. Мы с тобой обычно считаем странным одно и то же, правда? — Правда, Крошка Мэри. А что там было со свадьбой госпожи Кетлин? — Ой, сказала Крошка Мэри, это вообще самое странное. Госпожа Кетлин вышла замуж за каску и гирлянду из плюща. — Ну что ты городишь! — Честно! Во время свадьбы рядом с ней на стуле лежала каска, которую обернули гирляндой из плюща. — Понятно, сказала Дженни. А что там с ребенком, которого она ждала? — Да в том-то все и дело. Через месяц она заметила, что вовсе не в счастливом положении! Глупая она какая-то, правда? — Да нет, не глупая, Крошка Мэри. — Но довольно странная, а? — Вот это верно. Странная.
Долгая жизнь Альмы Кетлин при родителях, которые мало-помалу дряхлели, а она ухаживала за ними, потом оплакала и схоронила. Долгие ночи все в той же постели, где над изголовьем желтела фотография убитого солдата. И безмолвие вокруг. Все это повторилось снова, в наших мыслях.
Внутри и вовне. Мир внешний и мир внутренний, думала Ирена. Уже не один час она стояла, нагнувшись, на солнцепеке, у внешней границы своего участка и голыми руками дергала жгучую крапиву. Сейчас, между собственными раскоряченными ногами, она видела: вот и остальные, идут на головах, ногами кверху. Как почти ежедневно, они встретились на закате у Неандертальца — так в городе встречаются у кинотеатра. Шепендонковский Люкс тоже с ними, скачет вокруг. Собака слушалась Яна. Только он мог пресечь ее попытки облаивать каждую деревенскую шавку, иначе маленькую компанию всю дорогу сопровождал бы неумолкающий заливистый лай. Благодаря новым соседям жизнь Люкса в корне изменилась. Начать с того, что ему подкидывали лакомства, каких он раньше и не нюхал. Еще важнее было общение — в застольях на воздухе он мог довести до совершенства свое умение ловить на лету куски колбасы. Но в первую очередь Люкса преобразило, наверное, то признание, каким дарили его особу; неукоснительное уважение собачьего достоинства и искреннее сочувствие к его травмам и горестям обнаружили в нем прежде скрытые качества: поразительную тонкость чувств и даже — в опровержение всех предрассудков касательно собачьей натуры — способность лояльно относиться сразу к двум хозяевам и бдительно стеречь заодно и участок Яна и Эллен. Никто его не просил, а он стал облаивать заодно и их гостей. Конечно, не меня, думала Ирена, не меня и не Клеменса, еще чего недоставало. Мы из этой компании, собака чует.
