Они все ближе, ближе, Ирена уже не только слышит голоса, но и улавливает, что они говорят, при этом они — парадоксальный поворот — вышли из внутреннего пространства, где она могла ими распоряжаться, во внешний мир, где она более не властна над ними. Теперь они начали подчинять ее своей власти, она чувствовала волны, шедшие от них к ней, силовое поле, которое не должно застать ее врасплох. Пора браться за подготовку. Примерить улыбку — ту улыбку, что на грани внутреннего и внешнего, на ее губах, разбивалась вдребезги. Не хозяйка она в этой пограничной зоне. Своим внутренним миром она распоряжаться могла, внешний мир хотя бы теоретически умела держать под контролем. И только в пограничной области она не хозяйка, не в ее власти собственная кожа, глаза, рот, руки; на ум вдруг пришло: а вообще все так просто, вроде как химическая реакция в пограничной области, где соприкасаются разные по температуре миры, внутренний и внешний, — реакция бурная, изменяющая, коверкающая. Ирена не знала, поможет ли ей в будущем это осознание.
Остальные уже стояли у забора, она чувствовала между лопатками их сверлящие взгляды, но выпрямилась, только когда ее позвали. — Ирена! — Да? — невинно откликнулась она. А-а, это вы! Надеть маску. Шутовская улыбка. — Уже вернулись? — Что она делает? — Ничего себе, веселенькое дельце! — Крапиву дергаю. Иначе-то к ней не подступишься. Перчатки? Напрочь забыла. Подумаешь, ерунда какая — жжет немножко.
Все замолчали. У каждого было свое мнение на сей счет, это яснее ясного, а вот тяжелую, болезненную пульсацию в пальцах, опухших, грозящих разорвать кожу, чувствовала она одна. И ни явно перепуганный взгляд Луизы, ни вопросительный, задумчивый взгляд Эллен не отнимут у нее этого. Ведь, кроме этого, ей не принадлежало больше ничего, даже Клеменс, который огорченно пожав плечами, шел через дорогу, перемолотую в серую пыль, туда, где они сидели перед домом и уже приступили к ежевечернему ритуалу — пили холодное вино из тонконогих бокалов и ждали ее.
Иренин стул никто не занял, она переставила его в другое место, в зеленую тень яблони. Услыхав, что Луиза спросила про Клеменсову флейту, она ощутила знакомый укол, беспричинный, как всегда. Помнишь, говорила Луиза, в прошлом году ты сидел возле нашей колонки и играл на поперечной флейте, а овцы вдруг почему-то начали скакать! Красота! — М-да, донеслось до нее смущенное мычание Клеменса. Вечно эти буколические сцены. — Не
