Андрей Константинович не сразу понял, что произошло. Лишь когда налетевшая метель угомонилась, он поднял глаза на небо и увидал там знакомые очертания Большой Медведицы. Но и тогда долго тряс головою и глядел по сторонам.
Он находился на широкой дороге, слева и справа был лес, вдалеке виднелся железнодорожный переезд. Дорога, по всей видимости, была грунтовой — даже «заштукатуренные» снежной массой рытвины и колдобины отчетливо были видны опытному глазу. Волков обернулся назад. Насколько позволяли рассмотреть сумерки, метрах в трехстах дорога делала поворот и исчезала невидимой в лесу. Что это была за дорога? Откуда и куда она вела? Андрей Константинович вдохнул морозный воздух — здесь было ощутимо холоднее. Поэтому, не тратя время на раздумья, он развернулся в первоначальном направлении и зашагал к переезду.
Бормоча под нос самые невероятные предположения, он пытался осмотреть себя со стороны. Бараний полушубок, под которым мундир полувоенного покроя. На ногах — валенки на кожаной подошве. Голову венчает папаха.
— Твою мать! — с чувством произнес он, — типичный бродячий замполит.
В ответ на это откровение сзади раздалось пение матчиша. Волков оглянулся. Метрах в сорока светились фары какого-то легкового автомобиля: то ли «двадцать первой» «Волги», то ли чего-то подобного. Причем, подобных автомобилей Андрей Константинович больше не знал. «Горбатые», что «Запорожец», что «Москвич» были гораздо меньше.
Автомобиль притормозил рядом с ним и оказался довоенной «эмкой», весьма неплохо сохранившейся. Дверца открылась и мягкий баритон с заднего сидения предложил:
— Садись, служивый. Подвезем.
Андрей Константинович поначалу собирался отказаться, но что-то в голосе незнакомца подсказало, что отказ будет расценен, как попытка к бегству. Поэтому быстро отряхнул снег с тулупа и папахи, и забрался в теплый после студеной погоды салон, где витал давно забытый запах — крепкого хорошего табака.
— Старший майор госбезопасности Кречко! — представился благодетель, — а вы кем будете, прекрасный незнакомец?
— Кем прикажете, — буркнул ошалевший Волков. Надо же, очутился в самом «веселом» периоде жизни страны — «сталинском». Сейчас вот запросто поставят к стенке — и прощайте все три реальности навсегда. От пули в голову никакой симбионт не вылечит.
Но старший майор Кречко был настроен благодушно. Принюхавшись, Андрей Константинович различил в гамме запахов и «Красную Москву», и аромат коньяка «Двин», которым их с Ростиславом иногда угощал Хранитель. «Любимый напиток красных командиров», — говаривал он, — «после спирта, конечно».
