Задолго до истмата - Дмитрий Вячеславович Беразинский

Февраль выдался студеным, старикам на удивление. Столбик термометра редко подымался выше отметки в минус сорок по Цельсию. Самому Андерсу Цельсию предстояло родиться только через два года, но его ноу-хау было использовано самым бесцеремонным образом. Полковник Андрей Константинович Волков, руководитель проекта «Метаморфоза О», командир Лазурного Корпуса и практически министр внутренних дел России, шутил, что природа решила доказать абсурдность понятия абсолютного нуля. На это заявление Ростислав Алексеевич Каманин, премьер-министр России, говорил, что есть информация о том, что среднестатистический двугорбый верблюд мороз переносит хуже белого медведя, а Мытищи восточнее Москвы, но ненамного. Царица Софья Алексеевна, сидевшая у камина и вязавшая на спицах какую-то новомодную феньку, потягивалась и с наслаждением замечала, что вспоминает два промелькнувших мира как сон художника-футуриста. Попугай Федор молча поклевывал сосновые ядрышки и, сплевывая шелуху через прутья решетки, изредка сообщал, что «связка ломов, как правило, тонет» и что «не всякий лось перекусит рельсу». Так проходили долгие зимние вечера в ожидании прихода весны.

Нет, кое-что делалось и сейчас: полностью менялся интерьер почти всех приказов, съезжих и прочих присутственных мест; проводилась реорганизация пожарных и почтовых служб; делались первые попытки создания общественных ночлежек, финансируемых из государственного бюджета. Кое-что развивалось довольно споро, но очень часто палки в колеса вставляли различного рода «сильненькие» люди. То получивший в результате реформ ущерб поп прочтет у себя в храме прелестную проповедь, объявляя министров через одного слугами дьявола, то обиженный новой властью купец первой сотни разошлет своих людишек по трактирам смущать народ, то опальный боярин зачнет шалить в подмосковных лесах, собравши ватагу отпетых негодяев. Приходилось принимать адекватные меры.

Со служителями культа разбирался владыка Михаил — возведенный в ранг заместителя патриарха бывший помощник настоятельницы Новодевичьего монастыря. Внезапно, без предварительного оповещения, священнослужителям всех рангов было велено собраться на внеочередной Вселенский Собор. Не успел минуть праздник Крещения Господня, как во все стороны поскакали нарочные владыки.

Патриарх Адриан, божий одуванчик семидесяти двух лет, последнее время чувствовал себя не самым лучшим образом. Патриарха донимали боли в пояснице и усугубившийся ревматизм суставов. Он с божьим смирением нес тяжкий груз своих болезней, полагая близкую кончину. Посему основными делами ведал «вечный второй номер» — митрополит Михаил. Тот за неделю до решения о Соборе послал гонца в Холмогоры за своим другом и однокашником по семинарии — владыкой Афанасием Холмогорским. Владыка Афанасий, в миру Любимов Алексей Артемьевич, был человеком крутого нрава и ясного ума. Вблизи Москвы его держать побаивались за уничижительную манеру общения и передовые взгляды. Он был настолько передовым в своих взглядах, что даже не осуждал старообрядцев и частенько за кружкой вина поругивал покойного патриарха Никона, на горячую голову затеявшего навести порядок в системе духовных ценностей русского народа. Владыка Михаил хотел предложить приятелю ни много ни мало — стать главой Московской епархии. Он долго разговаривал на эту тему с премьер-министром, убеждая Ростислава Алексеевича в высоких морально-волевых качествах и демократических взглядах архиепископа Холмогорского.