— Не впустил. Никуда ты меня не впустил. Разве что в постель свою.
— И это тоже не мало. Потому что в мою. В мою, в моем доме. Там, где семья моя, а не где-то в отеле или в машине, как шлюху. Это ты понимаешь? Удавить бы тварь за то, что так подставила.
— Удави. Ты ж для этого и пришел, а не чтоб вопросы свои задавать. Мои ответы тебя не устраивают.
— Не устраивают, потому что лжешь. Почему не поговорила со мной? — за волосы больно потянул, заставляя встать на носочки.
— О чем? О том, что сбежать хочу? Так ты бы охрану усилил.
— Нет. О том, что постели было мало.
— А ты способен дать больше?
— После того, что сделала, я способен только голову тебе открутить.
А сам на губы мои смотрит, а я на его… и в горле сохнет так, что глотнуть не могу.
— Я не подставляла Карину. Я бы не позволила, чтоб с ней… — Позволила. Ты всех нас подставила звонком этим. Влезла в доверие, как змея проклятая и подставила. Да? Для этого со мной трахалась? Чтоб папочке своему помочь, но не получилось?
— Нет.
— Что нет? Не получилось, или нет, не для этого трахалась? И волосы тянет сильнее, а у меня опять слезы на глаза наворачиваются, хочется в лицо ему впиться, чтоб не смел со мной так.
— Отпусти. Мне больно.
— Потерпишь. Мне тоже было не особо приятно, когда сказали, что ты удрала, как последняя дрянь. Я плохо к тебе относился? Отвечай. Ты вообще понимаешь, КАК я должен был к тебе относиться?
— Уходи.
— Это я решаю, когда мне уходить. Надо будет — взорву, на хрен, этот зал.
— Чего ты хочешь? Что тебе нужно. Андрей? Я ответила на все твои вопросы.
— Не-е-ет. Не ответила. На самый главный. Звонишь мне зачем?
— Не звоню…
— Звонишь. Молчишь в трубку, а потом отключаешься. Это тоже игра такая или что это, мать твою?
— Больно… — рывком к себе притянул еще ближе, и из моих глаз брызнули слезы.
— Очень больно… да, ты права.
И тут же в губы поцелуем впился, и все. И меня на части разорвало в ту же секунду, как первый глоток его дыханием сделала. Руки вскинула и за лицо к себе притянула, жадно отвечая, сплетая язык с его языком, с громким всхлипом, прижимаясь всем телом и чувствуя, как уносит, утягивает в ту же бездну. Пачкаю его кровью, а он ладони мои целует и снова к губам прижимается. Больше нет спокойствия и холода, его трясет так же, как и меня. И дышит часто, прерывисто, прямо мне в губы, терзает их, впивается жестче, сильнее, с голодом, от которого по всему телу мурашки рассыпаются, и я хаотично глажу его лицо, впиваюсь в ворот рубашки. Оторвался от моего рта и снова порезы на ладонях целует. Быстро, резко, больно.
