Рядом с дородным воеводой был почти незаметен маленький, плюгавенький, лысенький человечек; все они такие, серые генералы — казначей Шейман-Алтынов-Копейкин. Очень честный, патриотически-настроенный, порядочный тип. На удивление и всеобщее подозрение, он ни разу не был уличен в краже государственного имущества. Может быть потому, что жил одиноко, от внимания боярышень сторонился. Поговаривали, что он у собственной ключницы под колпаком и двух сыновей, она нажила от казначея, скромника-соромника, а не неизвестно от кого. Аист Роженицы далеко не улетал.
Копейкин ведал государству счет, разбуди ночью, скажет: что, и где, и сколько лежит, чем полны государственные закрома. Деньги выдавал, даже царю, неохотно, справедливо считая, что он пускает их на ветер. Стихийным бедствием для Копейкина было время правления царицы Аниты.
— Просит копейку, а забирает червонец, — чуть не плача докладывал он Берендею.
— А, пусть тешится, дело женское, — не слушал и махал руками царь, далекий как от внешней, так и от внутренней политики.
— Так червонцы золотые за границу, на тряпки идут. К нам тюль да колготки, а к ним золото. Инфляцией пахнет.
— Фляция — твоя проблема, она — царица. Наладь у нас производство колготок.
— Все одно, из Парижу выписывать будет, — обреченным голосом отвечал Копейкин…
Когда царица сбежала, Копейкин с облегчением вздохнул и занялся возмещением убытков…
— Ну, вот все собрались, — объявил царь, садясь в свое председательское кресло, глядя сверху вниз на свою государственную думу.
— Слушаем тебя батюшка? — подал голос Копейкин, сидя между воеводой и ухмыляющимся Митрофанушкой. — Вижу, что-то замыслили.
— Замыслили, замыслили, — пробурчал Берендей. Корона сползла на глаза, он с досадой её снял, поскреб седую макушку.
— Собрал вас, людей ближних, чтоб волю свою объявить.
— Объявляй, батюшка, — Митрофанушка ловко поймал муху с колена воеводы, приставил кулачок к уху, заслушался.
Казначей и воевода неодобрительно покосились в его сторону, но смолчали.
— На пенсию мне пора, — неохотно сказал Берендей, глядя на золотую корону, вращающуюся на указательном пальце. — На покой хочу, — выдохнул он, посмотрев на недоверчивые лица думы. — На пенсии хорошо, — очередной вздох-выдох. — Рыбку половить, грибки пособирать, в шашки с поваром поиграть, на поддавки. Стар я государством-царством править.
— Супер-стар, — хихикнул Митрофанушка, разжимая кулачок. Муха, сердито гудя, вырвалась на свободу, сделала пируэт над головой шута и выбросилась в окно, от греха подальше.
