— Куда вы спешите, господа? Господа, остановитесь, наш город прекрасен, не уезжайте. — Он проводил взглядом толстую парочку с тяжелыми чемоданами. — Я помню чудное мгновенье, когда передо мною вы явились… Господа, мир прекрасен, черт вас подери, господа… — Он громко икнул.
Отъезжающие и провожающие избегали его взгляда, пьяных красных глаз, случайно натолкнувшись на них, отворачивались в сторону, пряча презрительную улыбку. Иногда, до Генки доносились слова: чумной, пропойца; пшшшел козел; куды милиция смотрит; вот довел себя человек до ручки, все она — язви её, водка виновата.
Генка рассмеялся и пропел:
— Губит людей не пиво, губит людей вода. Да-с, господа!
Ему очень нравилось повторять это некогда старорежимное, ставшее модным и современным — господа. В конце двадцатого столетия плывет по матушке России, семьдесят лет ругательное и опознавательное, ныне: престижное, уважительное, сверхпочтительное. Господа-ссс! Они — господа, он — никто, без определенного места жительства. Зато у господ оно определенно: уютные ячейки больших и малых квартир с горячей водой… Истинные блага цивилизации, о которых Генка порой жалел — ванна и горячая вода. Но всегда, Генка не произносил, а почти выплевывал: господа…
Он не считал, что в жизни не повезло, каждый получает по желанию, пожеланию, возможностям и заслугам. Рок, как и судьба не существует, есть внутренний стимул, который гонит человека и убеждает кем-то стать, каждый раз вопрошая: чего же ты хочешь, человече? «Ничего не хочу» — ответил Генка уходя из дома.
… Губит людей не пиво — губит людей водка. Она, проклятая, язви её под корень и если честно: она, проклятая, змеюка подколодная, выгнала его из дому.
— А я не плачу и не рыдаю, — Генка вышел из сумеречного зала, присел на лавку под привокзальными часами. Обычно, здесь удавалось стрельнуть сигаретку и на кружку пива. Вокруг, непрекращаемая суета и беготня. Люди уезжают, приезжают: вечное, неостановимое броуновское движение.
— Движение это жизнь! — Генка сунул руку под рубашку, почесал грудь. Покосился на сидящего рядом старичка.
— А ты, батя, не бывал в ресторане «Арктика»?
Старичок, экипированный для дачных работ: в брезентовую куртку и резиновые сапоги; сурово сдвинул брови и демонстративно отвернулся в сторону.
— Значит не бывал. Жаль, — Генка не расстроился, что его принципиально не замечают. В жизни многих не замечают, а на такой стадии подпития он мог разговаривать сам с собой.
