— Мы запланируем вашу книжку, — как-то пообещал ей директор. — Так что давайте скорей!
Директор был уже новый и вызвал меня по рекомендации старого. Как и прежний мой шеф, он здесь родился, вырос и стал журналистом. Как и у прежнего шефа, почувствовал я у него глубокое, почти благоговейное уважение к Карахановой.
Оба они знали о ней что-то такое, чего никак не мог узнать я. А расспрашивать было неудобно.
Прежний директор трудился теперь в сельхозотделе редакции и часто заходил к нам — и по делам и просто поболтать. Они были давними, еще армейскими друзьями с директорам новым. Оба воевали в одной сибирской дивизии, начинавшей свой путь под Москвой. И поэтому у меня, москвича, отношение к ним было особое.
Как-то вошел я в издательство, когда разговаривали они вдвоем. И услышал лишь самый конец разговора.
— …Так вот они уехал… — произнес прежний директор и слегка покусал губы. — А она, видишь, ничего… Держится…
— Стойкая женщина! — сказал директор новый. — Удивительно стойкая женщина!
Оба они посмотрели на меня, помолчали и заговорили о другом.
А я почему-то сразу же подумал, что речь у них шла о Карахановой. Вот никаких не было доказательств этого, а просто подумалось — и всё…
7.
В то время работали мы в страшной теснота, издательство разрослось, а помещения ему все не давали. Столы издателей стояли уже и в коридоре, и в типографской бухгалтерии, и даже на антресолях над печатным цехам — в постоянном грохоте машин.
Директор уже устал ходить по обкомовским и горкомовским кабинетам, выпрашивая помещение. Везде ему сочувствовали, что-то обещали, а сделать никто ничего не мог — серьезное строительство в городе все еще не начиналось.
И однажды, совсем отчаявшись, он сказал:
— Ну, что ж… Снимем комнату для редакторов в частном доме. Влепят мне потом выговор за нарушение финансовой дисциплины… Но другого выхода не вижу — книги должны выходить!
И стали мы искать комнату. Это тоже непросто было — найти большую, тихую и светлую комнату недалеко от издательства.
Рассказал я об этих поисках и в редакционном отделе культуры.
И вдруг Караханова предложила:
— Могу сдать вам такую комнату, у меня как раз освободилась в доме большая и светлая комната…
Она сказала это тихо и с грустной улыбкой. И я почувствовал, что есть тут какой-то подтекст — тяжелый и обидный.
— Это же наверняка стеснит вас! — возразил я.
— Ничуть! — Она без колебаний помотала головой. — Не люблю, когда в моем доме пустуют комнаты. Это, знаете, наводит на грустные размышления…
