Азбука вины | страница 33
С инфернальным упорством я искал нужное стихотворение.
Меня радовал образный ряд, радовали неожиданные ассоциации.
Вот, скажем, стихотворение под названием «Перец Маркиш».
«И Луна висела над строем хмурых сибирских стрелков, как кривая улыбка коммуниста, загнанного по ошибке ЦК на два метра под землю».
Я радовался: какой зоркий поэт Саша Петров!
«Но взвод сибирских стрелков расстреливает не поэта Переца Маркиша, а поэзию идиша».
От таких стихов в редакции «Сибирских огней», думал я, точно все с деревьев попадают.
Книжка небольшая.
Стихи хорошие, но их мало.
И вдруг в самом конце длинное стихотворение «Зимняя элегия».
И эпиграф там не из какого-нибудь паскудного Эзры Паунда, а из Пушкина. «Зима! Крестьянин, торжествуя…» Не просто так. Вот они — стихи для старейшего советского сибирского журнала!
Заокеанская скука.
Американский город Балтимора.
Долгий дождь, холодный тяжёлый ветер.
Замечательный югославский поэт Саша Петров, отчитав лекцию в местном университете, вспоминает родную Адриатику. Хорошее патриотическое чувство, одобрительно подумал я. Переведём мы, переведём сейчас это чудное патриотическое стихотворение. Вот только телефонный звонок…
К чёрту эти звонки! Не поднимай трубку!
Но Саша Петров телефонную трубку поднял.
И услышал (как и я) негромкий прокуренный голос.
«Саша, что ты делаешь там в этой промозглой американской дыре? Беги отсюда! Беги на свой светлый нежный Ядран! Там синь морская. Там яркое Солнце! Там речь славянская!»
Вот! — понял я. Вот они — прекрасные стихи прекрасного поэта для нашего прекрасного старейшего сибирского советского журнала. Ох, только бы собеседник Петрова не назвался.
Но он назвался: «Иосиф».
И, скажем так, не было это просто эстетическим несовпадением.
Прокажённых сжигают в Бенаресе.
Дым над гхаткхой стоит так высоко, что сам Господь вынужден привстать на цыпочках, чтобы видеть внизу суетный человеческий муравейник.
Р
Году в восемьдесят втором или восемьдесят третьем в Пицунде, в Доме творчества, в прекрасный летний вечер поднялся ко мне в номер писатель Автандил Рухадзе. «Геннадий, — неторопливо сказал он, — зачем сидишь в номере? Хватит работать. Давай спустимся вниз в пацху, выпьем немного молодого вина, скушаем копчёного мяса, попробуем свежий сыр».
А почему бы и нет?
Работа никуда не денется.
Мы спустились в пацху и в дружеских разговорах до поздних сумерек просидели у тёплого очага. Сквозь настежь раскрытые двери смотрели звезды, шумело близкое море. Мы пили молодое вино, кушали копчёное мясо, пробовали свежий сыр.