Позиция С. Е. Познышева заслуживает внимания ввиду ряда обстоятельств. Во-первых, автор впервые в российской науке анализирует институт согласия потерпевшего через основные признаки преступности деяния: общественную опасность, противоправность, виновность и наказуемость, а в ситуации наличия согласия потерпевшего видит отсутствие лишь одного признака преступления – его противоправности. Во-вторых, С. Е. Познышев предпринимает удачную попытку провести разграничение посягательств на телесную неприкосновенность методом выделения общественного интереса как объекта причинения существенного вреда здоровью.
Последним из деяний, анализируемых в рамках исследования согласия потерпевшего, является лишение жизни. На рубеже XIX—XX вв. в условиях существовавшего тогда в России государственного и социального строя принцип охраны жизни, независимо от права на ее неприкосновенность, представлялся весьма неустойчивым. Традиционно убийство рассматривалось как деяние греховное и безнравственное. Между тем в самом законе было невозможно отыскать твердые основания для признания юридической ничтожности согласия потерпевшего на убийство, а также для наказуемости убийства по согласию убитого. Как справедливо замечает Н. С. Таганцев, «идя последовательно, государство должно было бы запретить все те занятия, в которых человек из-за насущного хлеба подвергается вероятной опасности потерять свою жизнь, и притом в срок весьма непродолжительный. Другое дело, если таким отчуждением права на жизнь нарушаются какие-либо полицейские интересы или через это проявляется вредный общественный предрассудок; в этом случае, конечно, возможно допустить наказуемость не только убийства по согласию, но даже и убийства по настоятельному требованию убитого. Но даже и в тех случаях, когда по каким-либо соображениям учинение преступного деяния, например убийства по согласию, признается по закону наказуемым, это согласие тем не менее должно влиять на уменьшение ответственности. Нельзя поставить на одну доску с убийцей из корысти или мести солдата, заколовшего на поле битвы своего смертельно раненного товарища по его просьбе, чтобы избавить его от дальнейших мучений, доктора, прекратившего мучительную агонию умирающего, и т. п.»[139] .
С. В. Познышев, в отличие от Н. С. Таганцева, ограничивает возможность смягчения ответственности за убийство, совершенное по просьбе потерпевшего, только теми случаями, «когда лишение жизни причинены из одного только сострадания, когда действующий действовал в уверенности, что он делает добро другому человеку, а не зло»
