.
С последним доводом не соглашается Л. С. Белогриц-Котляревский. Он утверждает, что «поставляя своей задачей развитие, возвышение личности гражданина, государство, очевидно, не может допустить попрание этой личности, хотя бы и с ее согласия. Это положение, как ни далеко его практическое осуществление, напрасно упускает из вида Таганцев, который утверждает, что согласие потерпевшего уничтожает ответственность при посягательствах на честь и свободу.. Кодексы многих культурных стран объявляют наказуемым торг невольниками и продажу в рабство, хотя бы эти акты были учинены и с согласия потерпевшего»[136].
Более спорным в уголовно-правовой науке на рубеже XIX—XX вв. был вопрос о посягательствах на телесную неприкосновенность. Как отмечает в своих работах Н. С. Таганцев, «даже сторонники противоположного воззрения не могут не признать, что согласие уничтожает ответственность во всех тех случаях, где главную роль играет не физическое страдание, а нравственное, насилие над личностью, нарушение личной неприкосновенности: нельзя допустить уголовной ответственности лица, отодравшего кого-либо за уши или ударившего по спине, как скоро он сделал это по просьбе или с дозволения пострадавшего»[137].
В основу собственного видения проблемы согласия потерпевшего С. В. Познышев закладывает следующий тезис: «Согласие пострадавшего устраняет, прежде всего, противозаконность тех деяний, вся сущность которых, как преступлений, именно в том и заключается, что они совершаются против воли другого лица, так что, как скоро этот признак отпадает, они превращаются в обыкновенные, вполне дозволенные действия»[138]. На основе этого критерия автор следующим образом определяет согласие потерпевшего на причинение вреда телесной неприкосновенности: «когда другое лицо соглашается терпеть щипки и пинки, деяние не признается преступлением… Совсем другое дело при телесных повреждениях в собственном и тесном смысле слова, при которых более или менее расстраивается здоровье пострадавшего, и при лишении жизни. И при отсутствии сознания насильственности этих деяний, у субъекта остается сознание более или менее тяжкого физического страдания и вообще сознание крупного зла, причиняемого другому человеку Определяясь к деянию при этом сознании, субъект доказывает, что у него нет должного уважения к личности, которое веками воспитывалось и существует у членов культурного общества. Поэтому при телесных повреждениях за согласием потерпевшего не должно признаваться значение обстоятельств, устраняющих противоправность деяния».
