Ему стало не по себе при мысли, что, пока его родные и близкие стояли у могилы, где-то на этом кладбище бродили два упыря. Самых настоящих жутких упыря, которых хоть сейчас в фильм ужасов.
– Живому могут, конечно. Как же беж этого.
– Да ты не волнуйся, Демьян Федорыч им не дозволяет, – заверил Данилюка Прокоп. – Никишка с Ираклием упыри мирные, тихие. На моей памяти никого еще не растерзали.
Данилюка это слабо утешило, но сделать он с этим явно ничего не мог. Не в полицию же заявлять.
Два упыря-прислужника явились не с пустыми руками. Собрали с могил другие подношения – еще шесть рюмок водки, два куска черного хлеба, шоколадную конфету, печенье и вареное яйцо.
Прятаться они, похоже, не прятались, хотя солнце стояло высоко. То ли обычные живые люди их тоже не видели, то ли они умело избегали редких кладбищенских посетителей.
Конечно, нормального обеда из собранных по могилам крох не получилось. Но никому из присутствующих по-настоящему есть не требовалось, так что голодным никто не остался.
Трапеза сопровождалась беседой. Никишка и Ираклий говорить, похоже, не умели вовсе, а вот Демьян Федорович и Прокоп чесали языками вовсю. Данилюк, с интересом опорожнявший призрачные рюмки, больше слушал – но очень внимательно. Иногда задавал наводящие вопросы.
– А домовых вообще как… много? – спросил он Прокопа.
– Хватает, – степенно ответил тот. – Хотя сейчас уж не так много, как в былые времена. Я вот, к примеру, высотник – целое многоэтажное здание у меня под началом.
– Ого.
– А ты думал! – гордо подбоченился домовой. – Народ все хороший, добрый. А вообще я из господаров…
– Это что такое?
– Народец мой так называется, племя. Нас, домовых-то, много разных. Я на своем веку-то всяких повидал. Земниксов видал, кагырканов, бравунов, лютенов. Заскувараса однажды встречал японческого. Но сам из господаров. Хотя нас немного уж осталось – сейчас если кто домовым становится, так все новыми… не знаю уж, как их и прозвать… да и нечасто уж становятся-то сейчас… Я-то сам с шестого веку еще, к северу от Константинополя проживал…
– В смысле становятся? – перебил Данилюк. – Кто становится?
– Ну как это кто? Большаки… люди. Как вот я стал, так и другие становятся… иногда. Сейчас нечасто уж, говорю.
– То есть… подождите… Прокоп… э-э-э… Батькович, так вы что, тоже раньше были человеком? – поразился Данилюк.
– А что тебя удивляет-то? – спросил Хозяин Кладбища. – Откуда нам еще братьша-то? Духи не ражмножаютша, паренек. Мы вше когда-то были людьми… или животными. А некоторые – прошто штихийный выброш… прижрачнощти. Для этого ешть какое-то ученое шлово, но я его не помню.
