– А почему Колосков не любил Склянского?
– Потому. Склянский важничать любил. Сделает что-нибудь и потом ведет себя так, словно ты по гроб жизни ему должен. Вон, о комнатке моей так говорил, словно мне отдельный особняк выделили. А это же клетушка.
– Колосков много зарабатывал?
У Ванды вырвался смешок.
– Если бы мало, я бы в его сторону и не посмотрела.
– Он тебе признавался, сколько украл в газете?
– Он не крал. Ему сами деньги давали.
– За что?
– За многое. Ну, там, срочную рекламу вне очереди поставить или скидку выбить, если ее много. Еще он мог сделать рекламу получше, чтобы все побежали покупать, и похуже. За «получше» тоже приплачивали отдельно.
– И как это проводили по документам? У Колоскова наверняка был сообщник в редакции.
– Да нормально проводили. По бумагам все чисто. Платили-то ему лично, по договоренности.
– Он когда-нибудь обманывал заказчиков?
– Никогда. Потому ему и платили без проблем. Знали: если взялся, то обязательно сделает. Он еще смеялся – чтобы успешно взятки брать, надо иметь репутацию лучше, чем у какого-нибудь честного человека.
– То, чем он занимался, – не выдержал Опалин, – это мошенничество с использованием служебного положения.
– Правда? – Ванда колюче прищурилась. – А ты докажи. Только я сразу предупреждаю: если дойдет до суда, я от всех своих показаний откажусь.
– В семье знали о его делах?
– Конечно, знали. Он жене украшения покупал, дочку водил к Ламановой[8], платья шить. Сын тоже ни в чем не знал отказа. Хочешь в шахматы научиться – вот тебе шахматы, и учебники, и преподаватель. Всё они прекрасно понимали, только делали вид, что это их не касается. Они на нем ездили, привыкли, что он их обеспечивает. А он тоже, знаешь ли, человек, ему внимания хотелось…
И в поисках внимания он забрел к тебе в постель, мысленно договорил Опалин. Ну-ну.
– Когда ты узнала, что он исчез, что подумала?
– Я решила, что с ним несчастный случай произошел. Звонила в больницы, в милицию, даже к вам в угрозыск. Что с ним стало, не знаю, но мне кажется, что его нет в живых.
– У него был кто-то, кроме тебя?
– Ты за кого меня принимаешь? Конечно, не было. Мне и одной едва хватало. Стала бы я еще с кем-то делиться!
Ее рот недобро кривился, серые глаза потемнели. В мгновение ока она из очаровательной девушки преобразилась в торгующую собой хабалку, которая ни за что не упустит своей выгоды. Опалин смотрел на нее с сожалением.
Он задал еще несколько вопросов, спросил лист бумаги и стал на краю стола писать протокол допроса свидетеля.
