Год спустя, когда Рейн был на Камчатке, пришла весть, что Луговской вдруг умер в Крыму. Я написал другу открытку, добавив придуманных кинематографических красок к скупому сообщению: поэт умер внезапно, идя купаться в море и упав лицом в куст цветущих опунций. Неправда стала поэзией. Рейн написал в "Японском море":
Всякие смерти, и дивная смерть Луговского...
"Дивная" - только от цветущих опунций и колючек, вонзившихся в мертвое лицо поэта.
А когда мы вышли в тот августовский визит от живого Луговского, стоял белый день и Рейн предложил навестить еще одну поэтическую легенду - Илью Сельвинского, который, по его сведениям, жил там на даче. Сказано - сделано. Нас пустили в дом, и крупная, энергичная женщина ("Абрабарчук, его муза",- шепотом пояснил мне Рейн) вела переговоры с верхним этажом дачи, принять нас или нет. Сверху распорядились принять, и мы поднялись в заваленную журналами и книгами, завешанную картинами гостиную, где на диване возлежал хворающий простудой мастер.
- Илья Львович! Мы ленинградские студенты...- стало само собой произноситься затверженное приветствие.
Он выглядел грузным, набрякшим, но говорил живо. Еще более оживился, когда Рейн рассказал, что собирает его книги,- "Пушторг" был не последним приобретением. Что он пишет? Больше редактирует старое, не забывает о театре. Пожаловался на критику - та его замалчивает, он чувствует себя виолончелистом без канифоли: играет, а в зале не слышно. Театры тоже не ценят его как драматурга, не хотят ставить трагедию "Орла на плече носящий" - героическое им сейчас не подходит. О нашей любимой "Улялаевщине" не говорили - уж очень он ее испортил в поздних редакциях. Зато - об "Охоте на тигра"! И о "Севастополе" - какой там есть могучий образ-рефрен: "Домашний ворон с синими глазами". Такое - именно надо придумать!
Расспрашивали о других мастерах. О Пастернаке он выразился как-то для нас непонятно:
- Конечно, талант, и еще какой! Но он же, как леший,- сидит у себя и ухает из колодца. Этот его роман... Знаете, есть такой червь, который с собой совокупляется...
Размашистая, в синих тонах живопись по стенам и на камине - это его дочь-художница, она училась во Франции. Виды Парижа, театральные фантазии... Ее муж отвезет нас на машине в Москву - электрички сейчас ходят редко. Но сначала нас нужно как следует накормить.
Мы спускаемся вниз, муза поэта готовит раблезианскую глазунью, а затем его зять отвозит нас уже в темноте в Москву.
