А советские люди им понравились, несмотря на то, что буквально на каждом шагу ставили своих гостей в тупик. Они не очень-то верили, что начальник всех шахт — сам бывший отбойщик, и, когда выдается свободная минута, он сбегает из своего управленческого кабинета, натягивает шахтерскую робу, берет фонарь, кирку — и в забой.
Дома и домишки шахтеров, покосившиеся, неухоженные, такие неприветливые снаружи, внутри были полны уюта, гостеприимства, какой-то особой душевной теплоты.
Шахтерские жены постарались. Где уж они в этот лютый, голодный год раздобыли сало, яйца, муку для пирогов, откуда на столах появились маринованные грибы — это их тайна.
Застолье грозило затянуться, Артем чувствовал, что уже устал. На его долю выпала нелегкая миссия переводчика. А ведь впереди еще очень трудный день в Туле.
Прощались с гостеприимными хозяевами по-русски. Трижды лобызались, долго трясли руки, американцы традиционно хлопали хозяев по плечу.
К Туле подъезжали в самое полуденное пекло. От раскаленных камней лучилось тепло, было душно и очень хотелось пить.
С Упы тянуло теплой сыростью, и над Тулой витало легкое марево.
Улицы города в дымке казались узкими и длинными, уходящими куда-то за горизонт.
Старенький, чахоточный автобус, дребезжа и подвывая, повез гостей в городской театр, куда уже стекались депутаты горсовета, гости с фабрик и заводов. Тульский кремль с его пятью сторожевыми башнями напоминал о древней истории города, начала которой не знали и ученые, о битвах, некогда гремевших здесь, и, как ни странно, о тульских всемирно известных самоварах и пряниках, на которых неизменно красовалось изображение кремля.
Но иностранные гости не ели тульских пряников, да и самовар был для них непостижимой машиной.
В театре духота. Артем заметил, что даже австралийцы сбросили пиджаки и готовы стянуть с себя галстуки.
После кратких приветствий на трибуну один за другим поднимались зарубежные делегаты. Артем действительно взмок, едва успевая переводить речи ораторов.
Но не в словах дело — в настроении. А оно было приподнятым и радушным. Чувствовалось, что каждое слово, сказанное от сердца, проникало в душу. Гости и хозяева желали друг другу счастья, нет, не того, которое покупается за деньги и материализуется в виде пухлой чековой книжки, счастье они понимали одинаково — оно в труде и борьбе. Разница лишь в том, что хозяева знали — они трудятся на себя, на благо своего народа, для гостей еще предстояло завоевать такое счастье. Значит, борьба, борьба за общее счастье.
