— А тебе что за дело? — возразил Серунь. — На наш век хватит.
— Что б ты понимал. Только о себе и думаешь. Молчал бы лучше.
— Я понимаю. Я всё очень хорошо понимаю. Это ты фиг знает кто. Слова произносишь правильные, а других грызёшь, только кости хрустят. Вон, последний раз, у меня один зачёт, а у тебя — два!
— Кто ж тебе мешал? Я говорил, на рыжего бросаться, а ты что сделал?
— Ты меня не учи! Сначала ты меня голодным оставил, а потом указывать принялся, на кого бросаться. И плевать, что у тебя зачётной добычи больше. Ничего, погоди, станешь человеком раньше меня, тут я тебя и загрызу. Думаешь, пожалею, да? Ты у меня за всё заплатишь.
— Вот ты как заговорил? — Хар поднялся, не думая, что с шоссе его могут заметить. — Я ждал, что ты о чём-то таком подумаешь. Что ж ты ждёшь, щенок? Грызи. Посмотрим, кто кого. Я ж и в человеческом обличии тебя придушу, как мелкую шавку.
Только теперь Серунь понял, куда завёл его несдержанный язык. Он попятился, заскулил нечленораздельно, повалился на спину, суча лапами. Наверное, это его и спасло: волк не может загрызть собрата, который ползает перед ним в позе подчинения.
— Тьфу, — сказал Хар. Не прорычал, а именно сказал. — Лежи смирно, сейчас караван фур пойдёт.
Серунь покорно затих. А уж о чём он думал… о таком ни честный волк, ни живой человек думать не станет.
Сутки свернули к вечеру, воздух заметно похолодел. Люди в такую пору стараются не ездить, а волкам бегать в самый раз. Двигались, как и в прошлую ночь по вычищенной трассе, где не остаётся следов, да никому в голову не приходит их там искать. Теперь Хар бежал впереди, задавая темп, а Серунь поспешал следом и ныл:
— Куда мчимся? Я кушать хочу!
— Что значит — кушать? Слово это забудь, нет для тебя такого слова! Волк может жрать, рубать, лопать, уписывать, трескать, хавать, в конце концов, а кушать не может. Понял?
— Понял. Но я всё равно, хочу кушать.
Волк может забыть любые слова, но те, что связаны с едой, не забудутся никогда. Тем более что Хар тоже проголодался и хотел лопать, трескать и рубать. Но всего сильней хотелось наворачивать. По такому поводу решено было сделать остановку и малость подкормиться.
Хар выбрал луг неподалёку от одной из деревень. От трассы его прикрывала лесополоса, так что водители не могли заметить волков. От деревни луг отделяла прореженная, но ещё живая рощица. Людям в эту пору делать на лугу нечего, а декабрьские ветра сметали снег, даже в лесу не слишком глубокий. Место для кормёжки получалось самое удобное, жаль, что не для волков.
