— А она их не запомнила?
— Нет, что ли, там милиции?
— Узнать-то она их, может быть, и узнала бы. Но страшно! Двоих мужиков в ту ночь в деревне застрелили! Вольского, который недавно вернулся с фронта и примкнул к коммунистам, — хороший парень, чуть моложе меня, мы даже с ним дружили, и Франека Длужика. Этот Франек был постарше меня и хромой, его даже в армию не взяли. До войны был батраком, ходил по людям, искал работу. А после войны, когда наступили новые времена, провели реформу, два морга помещичьей земли ему выделили. Начал уже даже строиться, завез немного леса. Застрелили и записку оставили, что убили за то, что взял помещичью землю. Моя говорила, что ей тоже хотели дать морг земли, но она испугалась и не взяла.
— А другие берут?
— По-всякому. После того как тех двоих убили, большинство отказывается.
— У нас, в Люблинском воеводстве, тоже землю делят. Мои взяли два морга, теперь у нас пять. Будет на чем хозяйствовать.
— А я о земле не беспокоюсь. Ее сейчас везде хватает. Даже не знаю, возвращаться ли домой.
— А что будешь делать?
— Может, здесь останусь. Земля неплохая. Дома́ отличные. И окрестности красивые. Скажу вам, ребята, что я даже привык к этим местам.
— А я здесь словно чужой. Не чувствую себя как у себя дома.
— Только надо еще иметь этот дом, чтобы быть как у себя дома.
— Конечно. Я свою сюда из Вильно не повезу.
— Ну и глупая же твоя баба, Бурак, могла бы взять землю. Она положена тебе как солдату. Что бы они ей сделали? Паны уже не вернутся. Кончилось их время.
— Если лошадь у нее забрали, могли и убить.
— Ну, а милиция на что?
— Лучше не спрашивай! Милицейский пост в гмине, от деревни далеко. А на том посту несколько перепуганных сопляков и дедов, вооруженных старыми винтовками.
— А что нужно этим из леса?
— Не прикидывайся дураком. Будто не знаешь?
— Правительство из Лондона ждут.
— Андерс должен въехать на белом коне. Еще эта война по-настоящему-то не закончилась, а они уже о новой говорят.
— Это все аковцы, панские прихлебатели. Знаю я кое-что об этих панычах. Когда мы чем попало лупили швабов, они у себя в именьях попойки устраивали, начищали до блеска сапоги, с бабами шашни крутили.
— Ну ты, думай, что говоришь! Аковцы тоже дали прикурить немцам. И не только панычи были в АК. Кто кутил, тот кутил, а кто дрался, тот дрался…
— Что ты их так защищаешь? А может, и ты был в АК?
— Угадал. Да, был в АК. Ну и что? Чем я хуже тебя? — парировал Травинский, крепкий, светлоглазый парень. Оба были одногодки, только Рек был родом из Люблинского воеводства, а Травинский из-под Варшавы.
