Сенокос. Родак шел вместе с косарями. Сначала не отставал. Но часа через два все чаще стал поглядывать на солнце, которое пекло немилосердно. Когда же наконец этот повар привезет завтрак? Роса высохла, затупившаяся коса с трудом брала траву. В конце концов он здесь командир и мог бы объявить перекур, но покосом командует бывалый солдат Казик Рашевич. Он начинает ряд, он и заканчивает. Сильный, жилистый мужик, любящий деревенскую работу, привыкший к каждодневному труду. Жик, жик — ложится скошенная трава. К полудню должны закончить. Ну, наконец-то. В тень под вербой въезжает повар с завтраком. Рашевич доходит до конца покоса, вытирает косу пучком травы и втыкает ее в землю. Родак и остальные проделывают то же самое…
Расселись, где и как кому удобнее, в руках ломоть хлеба, намазанный толстым слоем смальца, а к нему — ячменный кофе, забеленный молоком. Родак, получив свою порцию, подсел к группе, тесным кольцом окружившей Бурака, который вчера возвратился из отпуска, побывав в своем Келецком воеводстве. Он невзрачный, лысый, ему лет под сорок. Бурак старательно режет свою краюху на квадратные кусочки, натыкает их на острие ножа, сует в беззубый рот, причмокивает, глотает, запивает кофе и рассказывает, что он во время отпуска увидел и услышал. Солдаты иногда перебивают его то вопросом, то шуткой, но слушают внимательно, ловят каждое слово, ибо всех интересует, что делается в родных краях.
— Хозяйство у меня небольшое, всего четыре морга, но, пока была лошадь, жена кое-как управлялась. То с кем-нибудь объединится, то кто-нибудь из соседей поможет…
— А детей у тебя, случайно, не прибавилось?
Бурак разинул рот, опустил нож с кусочком хлеба. Не сразу понял, к чему клонит Пачесняк.
— Ну раз твоя с соседом объединялась, то что-то из этого могло получиться, верно?
— Ха, ха, ха! — раздался взрыв смеха.
Бурак только теперь понял, что над ним подтрунивают.
— Дурак ты! — Он спокойно проглотил кусочек хлеба, облизал губы. — У нее четверо от меня, этого ей должно хватить. А в общем-то от прибытку голова не болит… Ну, пока была лошадь, кое-как управлялась. Но как-то ночью пришли и забрали лошадь вместе с телегой и упряжью. Хомут был совсем новый…
— Кто забрал?
— Как кто? Эти, из леса. Моя рассказывала, что ноги им целовала, заклинала всеми святыми, но где там, забрали лошадь, только ее и видели.
— Ну и мерзавцы!
— Единственную лошадь в хозяйстве у бабы забрать!
— Вот так-то. Мы здесь вкалываем на чужой земле как дураки, а наши бабы на своей не могут управиться, так и лежит невозделанной.
