— А я без моря не могу представить себе этот мир. Свыклась с ним с самого детства. Иногда отец брал меня с собой на рыбную ловлю. Часто я забиралась одна на высокую дюну и смотрела, как меняется море. Оно никогда не бывает одинаковым. То спокойное и тихое, как сейчас, то вдруг гневное, грозное. Но всегда прекрасное. И ему все можно рассказать… А как там у тебя, в твоих родных краях? Ведь я даже и не знаю, где он — твой дом.
— Мой дом?..
Сташек с задумчивой грустью произнес эти слова и вместо ответа обнял Ванду, нежно притянул к себе и поцеловал. Она ответила ему, но тотчас же вырвалась из его объятий и побежала. Он бежал за ней, утопая в теплом, сыпучем песке. Наконец догнал, уже в воде — и целовал, целовал, целовал!
— Дикарь! — сказала она, когда он наконец вынес ее на руках, на берег и опустил на песок. С них обоих лилась вода. — Еще кто увидит…
— Ну и что? Пусть видит. Больше всего…
— Что больше всего? Я вся мокрая. Как теперь появлюсь дома? А ты! Мундир, сапоги — все намокло.
— Не волнуйся. Высохнем. — И подошел к Ванде, взял в ладони ее мокрое лицо. — Спрашиваешь, что больше всего? Больше всего — и готов сказать каждому — я люблю тебя. Понимаешь? Люблю, люблю, люблю!
— Сташек!
…Они долго лежали на горячем, сыпучем песке за дюной. От карликовых сосен резко пахло смолой. Их переполняло счастье.
Мечтаешь о чем-то годами, видишь это даже во сне — и вот неожиданно сон становится явью, а мечты — реальностью. Старший сержант Родак ехал в отпуск в свои родные края. Не надолго его отпустили, всего на неделю, но главное, что после стольких лет он снова увидит Калиновую, дедушку, дом, в котором родился…
Ехало их человек десять. Командир батальона пришел к выводу, что такая пора, когда завершился сенокос, а жатва еще не началась, больше всего подходит для того, чтобы хотя бы часть солдат немного отдохнула. От Кракова, где сошел сержант Подгурский, Родак ехал один. Он находился в пути уже вторые сутки. Ехал попутными воинскими эшелонами. Пассажирские поезда были так переполнены, что даже на крыше или на подножках было трудно пристроиться. А на линии Краков — Пшемысль они вообще не ходили. Добраться туда можно было лишь в товарных вагонах. Сташек улыбнулся, увидев знакомую «теплушку», в которую ему с большим трудом удалось втиснуться, в таких «теплушках» он добирался из Иркутска на фронт. В вагоне бурлила, шумела, спорила разношерстная толпа. Кого там только не было! Солдаты, направляющиеся в свою часть или в отпуск. Демобилизованные. Узники концлагерей. Репатрианты с востока и запада. Мародеры и спекулянтки. И просто пассажиры, которые ехали кого-то навестить, уладить какие-то дела или же — домой.
