Тонкая рябина | страница 30



Да, прямо как декорации в Большом театре к «Граду Китежу».

— Чего, чего? — переспросил Четвериков.

— Я говорю, все это как будто нарисовано гениальным художником.

А-а, это, наверно, так. Хотя я, — он беспомощно развел руками, — в этом не шибко разбираюсь. Ведь я из крестьян. Образование у меня всего три класса, потом солдатчина, империалистическая война, затем Октябрь, а уж после погранкурсы и домашняя, так сказать, шлифовка. Вот все, что касается службы, партучебы, все понимаю и делаю не хуже других, а искусство, литература — нет, в этом я ни бум-бум. К сожалению. А вот и застава. Поверни, Сизов, к начальнику, — приказал он шоферу, и машина, свернув налево, пошла по каменистой дороге и остановилась возле небольшого деревянного дома.

Радин остался с двумя пограничниками. Один из них переговаривался с соседней заставой, и тема разговора была довольно странной:

— В хозяйстве тети Ани опять сена мало, а телята не поены. Надо сказать ветерану, что 28-й шлет ему посылку для прививок. А как у вас с библиотекой? Нет ли новых книг?

А в соседней комнате полковник, начальник заставы и двое командиров что-то обсуждали так тихо, что казалось, за дверью не было ни души.

Наконец она распахнулась, и Четвериков, как всегда, спокойный и приветливый, поманил к себе Радина.

— Ну, все в порядке. Будем ожидать событий, а сейчас пойдемте к капитану Сердюку. Умоемся с дороги, перекусим, побалакаем.

Начальник заставы, капитан Сердюк, был человек пожилой. Его жена, тоже немолодая женщина, радушно встретила гостей. После недолгого обеда полковник и Радин по-домашнему расположились в комнате Сердюка, а сам хозяин со старшиной ушли на линию.

Но поговорить им не удалось. Полковника то вызывали к телефону, то он сам, что-то припоминая, звонил в штаб отряда, на соседний участок и заставы.

Радину нравился этот крепкий человек с простым лицом крестьянина, с умным, выразительным взглядом небольших карих глаз, с четкой, профессиональной точностью мышления кадрового солдата.

Только когда уже стемнело и все дела как будто были окончены, полковник уселся рядом с ним и вернулся к начатому разговору.

— Батька мой был безземельный мужик, служил солдатом, воевал где-то на японском, там и погиб. Жили мы бедно. Я был старший в семье; помогал матери, отец-то не вернулся… И образования моего всего было церковно-приходская школа. Ну, это все позади. Пришла революция, пошёл я в Красную Армию, стал учиться, окончил курсы, стал командиром и… — он развел руками, — вот он, полковник перед вами.