Красава повозилась в темноте, пристраиваясь на соломе. Подсунула под голову собранное тряпье, но раздеваться не стала — в сенях было холодно. Просто свернулась калачиком, приобняв узел…
А разбудили ее мужские руки, уже задравшие подол и жадно шарившие по телу. Старый чужанин, выйдя в сени посреди ночи, встал рядом на колени и задрал на ней одежду. Потом дернул за концы покрывала, завязанного на теле. Потянул Красаву вверх, заставляя приподняться.
Из угла напротив, где спала другая рабыня, не раздавалось ни звука. Тихо-тихо там было — ни похрапывания, ни сопения.
Не спит баба, сообразила Красава. Подслушивает?
Но ей было уже все равно. Тело ломило, хотелось спать. Побыстрей начнет, побыстрей закончит. Опять же, хозяину полагается угождать…
Она встала на четвереньки. Послушно расставила ноги пошире, когда подрагивавшие ладони надавили на внутреннюю поверхность бедер, заставляя их раздвинуться.
Хозяин закинул подол платья и рубахи ей на спину, пристроился у нее сзади. Зашуршало — развязывает пояс на штанах, догадалась Красава.
Она ждала, что сейчас ей между ног ткнется мужской срам, но этого не происходило. Старый чужанин нагнулся, подсунул руки под одежду, больно сжал ее груди. Принялся их тискать, то придавливая к телу, то оттягивая вниз.
Как корову доит, убито подумала Красава. Ее затошнило от отвращения. Но она стояла тихо, покорно. Терпела, опустив голову…
Дыхание чужанина учащалось, и по ягодицам Красавы наконец скользнуло мужское орудие. Потом вошло в нее. Хозяин задвигался сзади, тяжело дыша.
А у Харальда-то разом вставало, горько подумала Красава. И покрепче было. И побольше…
Она стояла покорно, слушая, как шлепают по ее ягодицам бедра хозяина. Терпела боль в коленях — стояла-то на жесткой соломе, и засохшие стебельки больно впивались в нежную кожу. Чужанин наконец ткнулся в нее последний раз, глухо замычал.
А потом встал и ушел в дом. Красава одернула подол, снова улеглась.
Но уснула не сразу. Сейчас бы к дуре-Забавке, думала она. Повалиться в ноги. Уж та бы помогла. Выручила.
Вот только ярл Харальд…
Глухая, темная ненависть вдруг навалилась на нее. И к этому чужанину, равнодушно ушедшему в дом, как только закончил свое дело. И к ярлу, взявшему ее, а потом вышвырнувшему из своего поместья, как ненужную ветошь…
