Жена Берсерка | страница 167
И брат, отведя взгляд в сторону, быстро предложил:
— Принести сухостоя из леса? Чтобы тело догорело до конца?
Харальд молча кивнул.
ГЛАВА 8. Красная рубаха
Забава так и провалялась в постели до тех пор, пока не пришел Харальд. Ноги побаливали, да и Гудню, оставшаяся с ней, велела лежать.
Одно хорошо — кашля почти не было. Только чесалось что-то в груди и горле, словно рана там заживала.
Гудню, сидевшая на сундуке, при виде Харальда тут же встала. Поприветствовала его, протянула руки, чтобы принять еду — но тот качнул головой. Сделал пару шагов и опустил миску на колени жене. Бросил на постель закрытую баклагу с элем, прислонил секиру к стене за изголовьем…
— Спасибо, Гудню, — торопливо сказала Забава, смутившись.
Гудню кивнула, быстро посмотрела на нее. Объявила хитро:
— Я скажу рабыням, чтобы начинали топить баню.
И вышла.
— Как прошел твой день, Харальд? — выдохнула Забава, придерживая миску — и глядя, как Харальд скидывает сначала мохнатую шапку из овчины, потом плащ.
От него тяжело несло дымом, паленым мясом, и ей вдруг стало страшно.
— Лучше, чем мог бы, — как-то непонятно ответил Харальд, садясь рядом. — Только день еще не прошел. А ты собралась в баню, Кейлевсдоттир? Возьмешь меня с собой?
Пахнет-то как, подумала Забава, обмирая. Спросила, потому что не могла не спросить:
— Красава… Кресив… мертва?
— Это давно следовало сделать, — спокойно ответил Харальд.
И, не отводя от нее взгляда, открыл баклагу. Глотнул…
Вот и все, с щемящей грустью подумала Забава. Вдвоем их сюда привезли — а теперь осталась только она. Красава непонятную силу получила, да только не к добру…
С ней самой тоже все неясно. Сумела же она как-то от Красавиного колдовства избавиться. И мир вокруг почему-то посерел, а люди красным засветились…
— Ешь, — сказал Харальд.
И сам первым ухватил ломоть печеного мяса из миски.
Забава послушно взяла хлебец, лежавший с краю. Сунула в рот.
— Как ты? — спросил Харальд, проглотив первый кусок.
И вдруг поднялся. Откинул покрывало с ее ног, взялся за носки. Забава неловко пробормотала:
— Я сама…
— Сиди, — осадил ее Харальд.
Все, что осталось от вчерашнего обморожения на ногах у Сванхильд — это несколько мелких желтых пузырей на подошвах. Отек спал. Кожа была чуть красноватой, но и только.
Зажило как на мне самом, вдруг подумал Харальд.
И тут же мысленно поправился — нет, на нем все зажило бы еще вчера.
Он перевел взгляд на лицо Сванхильд. Та смотрела серьезно, чуть испуганно.
— Все хорошо, — объявил Харальд. Одернул покрывало, вернулся на свое место.