И думал.
Большую часть из того, что она сообщила, он уже знал от Кейлева. И то, что стражники слушались Кресив, как покорные рабы, и то, в какой последовательности все происходило.
Но вот то, как Сванхильд освободилась от чар Кресив, старик описал невнятно.
Значит, все было серое — а люди светились красным. Совсем как у него, когда кровь родителя смешивалась с его кровью. Правда, в последний раз он обошелся без крови Мирового Змея. И как раз тогда, когда он был в постели с девчонкой…
Может, родитель решил помочь — и сумел как-то до нее дотянуться? Или Сванхильд тоже понемногу меняется? Но жажды кого-то рвать она явно не испытывала.
Или только поэтому она и смогла замахнуться секирой? А потом — наконец-то, — приказала убить Кресив.
Это все придется спросить у Ермунгарда, решил Харальд.
А вот то, как она бежала к середине фьорда…
Он потянулся к покрывалам, чтобы снова укрыть ее, но Сванхильд выдохнула:
— Не надо. Жарко.
И Харальд молча свернул двое из трех покрывал, наваленных на нее, в узел. Швырнул их на сундук. Сказал, снова усаживаясь рядом:
— Ноги пройдут. Кожа будет шелушиться, может, даже выйдут пузыри… но все это заживет.
А до тех пор мне придется не покидать крепость, молча добавил он про себя. Сторожить ее. В Йорингарде слишком много людей, побывавших рядом с Кресив. Рабыни из рабского дома, воины, которые, возможно, об этом даже не помнят…
Он помолчал, решаясь. И спросил:
— Почему ты не держалась ближе к берегу, когда бежала по льду? Там дальше полынья — и так до самого устья фьорда. А вокруг тянется широкой полосой молодой лед, морской нилас. Он не держит человека, прогибается, уходя под воду вместе с ним. Хотела умереть, Сванхильд?
Слова "опять" Харальд не добавил.
Вернувшись в опочивальню, Забава все накрепко обдумала. Правда, мысли сбивались из-за боли в ногах.
Но она припомнила и то, как уклончиво отвечала ей Гудню, и то, как хмурился Кейлев.
Выходит, не больно ей верят.
А там, в опочивальне, все случившееся видели лишь стражники да Неждана — которые слушались Красаву. Даже Неждана стояла столбом, пока трое мужиков тянули к ней, к Забаве, руки.
И приказы Красава отдавала им в открытую — про то, что потом говорить ярлу.
Значит, правды Харальду никто не скажет. А раз так…
Даже в Ладоге с неверными женами неласково обходились. Когда из дому выгоняли, в чем была, когда муж смертным боем до смерти забивал…
А нартвеги народ безжалостный. Как из дома выходят, так всегда меч к поясу подвешивают. Или секиру прихватывают. Даже тут, в крепости, казалось бы, в своем дому — и то с оружием ходят. У них, небось, даже не выгоняют. Сразу убивают.
