Теплый комок плоти, что бросили с драккара — его драккара, равнодушно подумал Харальд — ворочался у ног. Лучился красным светом, манил…
Он нагнулся, подхватил это теплое и вздернул на высоту своего роста.
— Харальд, — всхлипнул комок плоти.
И, протянув руки, ухватился его за шею.
Баба, холодно подумал Харальд. Такая же, как те, кого он рвал на куски.
Воспоминания вдруг поднялись со дна памяти. Он их не только рвал. Делал с ними и другое. Наполненное теплом, жаром, судорожными вздохами…
— Харальд, — снова выдохнула баба, которую бросили с его драккара.
И тонкие пальцы начали гладить по щекам.
Воспоминания плыли, разворачиваясь словно сами по себе — но не задевая его.
Вроде бы не задевая.
Но вспомнилось вдруг — с этой бабой он тоже занимался тем, после чего по телу гуляли волны жара. Потом становилось легко, хорошо…
И Харальд, хоть сейчас он не чувствовал ничего — ни желания, ни тяжести ниже пояса — завалил комок плоти на палубу. Под себя. Кажется, все это начиналось именно так.
Где-то на краю сознания бродило вялое желание снова ощутить, как это было.
Но быстро исчезло, как рыба в набежавшей волне. Другое накатило, топя остатки воспоминаний — жажда почувствовать, как проминается под пальцами живая плоть. Как рвется, брызжет кровью…
Вот только чужие руки, мелькавшие у лица и гладившие по щекам, по волосам, мешали.
Харальд поймал ладони бабы, одной рукой прижал их к палубе. Она почти и не сопротивлялась — так, трепыхнулась слабо, почти неощутимо.
Он примерился, с чего начать. Свободная рука сама собой потянулась к ее губам. Рвануть одну из них вниз, сдирая с кости…
Харальд наклонился над ней, чтобы видеть все, и ничего не упустить. Факел слева, который один из викингов перед тем, как сбежать, воткнул в кучу сложенных весел, стрельнул ворохом искр.
И Харальд неожиданно увидел себя. В ее глазах. Темным силуэтом, вырубленным из мрака.
Еще одно воспоминание выплыло из памяти — и встало перед глазами. Он сам, вот так же отразившийся в ее глазах. Почти так же. И тоже нависший над ней.
Но не такой, как сейчас. Тогда сквозь кожу его лица сияла морда зверя, исходившая жаром…
Он замер.
Медленно-медленно, сквозь мрак его лица сверкнули серебряные точки. Подросли в тонкие колечки.
Расправились в серебряные глаза.
И рука, уже нацелившаяся, чтобы рвануть нижнюю припухлую губу девчонки вниз — лишь коснулась ее.
И опала.
Первое, что вернулось к Харальду — ярость. Безумная, разом выкрасившая и палубу, и лицо девчонки в красное. Его рука, все еще державшая железной хваткой запястья Добавы, сжалась…
