Для Вольтера случившееся действительно было катастрофой. Он расположился спокойно и серьезно работать, собрал библиотеку, оборудовал лабораторию и темную комнату. Более того, он нашел женщину, с которой мог счастливо жить. И все это ему пришлось бросить посреди ледяной зимней ночи. Его страдания усугублялись чувством несправедливости. Очаровательный, веселый “Светский человек” явно не заслуживал такого наказания. Однако Вольтер понимал, что положение Эмилии еще более печально, чем его. Теперь она вернется в унылый, опустевший замок, где муж, двое бессмысленных малышей и Линан будут отныне ее единственными собеседниками. Вольтер тревожился за нее и с первой же почтовой станции по пути в Брюссель черкнул мадам де Шамбонен, умоляя ее немедленно поспешить к Эмилии.
Эмилия, в свою очередь, тревожилась за него. Она беспокоилась, как бы холод не повредил его хрупкому здоровью. Но поскольку Эмилия знала, что трудности обычно излечивали Вольтера от болезней, а длинные утомительные путешествия даже укрепляли, ее гораздо больше мучил другой, эгоистический страх. Она боялась, что беглец отправится в Пруссию. Несмотря на убожество Фридриховых писем, по которым невозможно было судить о его истинном лице, странный магнит начал тянуть Вольтера к себе. Эмилия опасалась принца. Она в исступлении писала д’Аржанталю, который в эти дни наверно вздрагивал при виде почтовой сумки, набитой письмами с сетованиями двух философов: “На коленях умоляю вас отговорить его ехать в Пруссию”. На самом деле такой опасности тогда еще не было. Фридрих не ждал Вольтера в Пруссии, пока на троне сидел его отец. Он сам трепетал перед этим всемогущим безумцем, который, конечно, не одобрил бы дружбы сына с французским вольнодумцем. Вольтер сообщил всем парижским знакомым и разослал в газеты объявления, что направляется в Пруссию, но только для отвода глаз. В действительности он остановился в Амстердаме.
Между тем Эмилия, предаваясь в Сире печальным раздумьям, строила догадки, которыми делилась с д’Аржанталем в длинных истерических письмах. Ей не верится, чтобы французский двор, при всем своем ханжестве, мог изгнать такого человека как Вольтер лишь за то, что в его поэме Адам и Ева не мылись. Должно быть другое объяснение. Д’Аржанталь сообщает, что к маркизу дю Шатле собираются обратиться с просьбой отказать Вольтеру в покровительстве. Эмилия видит в этом происки своего кузена, маркиза де Бретей, с которым состоит в ссоре. Таким образом он ей мстит. К счастью маркиз дю Шатле — честная душа, самый лучший и самый надежный человек в мире, и ни за что на такое не пойдет. Если ее предположения верны, Вольтеру нужно ненадолго стушеваться, и все будет хорошо. Но она глубоко несчастна. Всего две недели назад они были почти неразлучны и, даже когда работали, постоянно обменивались записочками. А теперь ей неизвестно, где он, потому что от него нет писем. Кругом одни горы, и она в отчаянии. Когда письма начинают приходить, Эмилия к своему ужасу узнает, что Вольтер послал Фридриху список неопубликованной “Метафизики”, в тысячу раз более опасной, чем “Девственница”. (Пустое беспокойство. Позже Фридрих выдаст Вольтера французскому правительству, а тогда ему еще незачем было это делать.)
