Вольтер был в восторге. Он не замедлил настрочить столь же многословное ответное послание, превознося принца за то, что тот превознес его, и рассыпаясь в благодарностях за книжечку Вольфа, чьи метафизические идеи делают честь человеческому уму. (На самом деле идеями Вольфа увлеклась Эмилия, а Вольтер называл их сущим вздором.) Он почел бы за бесценное счастье засвидетельствовать свое почтение Его Королевскому Высочеству. Люди стремятся в Рим, чтобы смотреть церкви, картины, развалины и барельефы. Подобный принц гораздо больше достоин паломничества, ибо он самая удивительная достопримечательность. Но дружба удерживает Вольтера в его нынешнем пристанище. Нет сомнения, Е.К.В. согласится с Юлианом, сказавшим, что друзей всегда нужно предпочитать королям.
Несмотря на протесты Эмилии, Вольтер посылал своему новому другу свои философские сочинения, которые, прочитай их в Париже, обрекли бы его на пожизненное изгнание. Эмилию обеспокоил уже первый обмен письмами. Зная, что Вольтер питает слабость к великим мира сего и обожает молодых умников, она поняла, что этот наследник престола, лепечущий о метафизике, может запросто стать опасным соперником. Вольтер, не теряя времени, поведал миру о том, что произошло. Смотрите, вот просвещенный принц (к несчастью, принадлежащий Германии), который распознает истинного философа с первого взгляда. Если они в Версале не поостерегутся, Вольтер будет навсегда потерян для Франции. Этот несравненный принц, пишущий, как Юлиан мог писать Либанию, пригласил его к своему двору. Письма Фридриха переписывались вновь и вновь и рассылались во всех направлениях, причем с обязательным наказом держать их в строжайшей тайне. Пока Вольтер намерен оставаться в Сире, сохраняя верность дружбе. А в будущем, кто знает?
О Фридрихе Великом предоставим высказаться Карлейлю. Шестого августа, за два дня до того, как написать Вольтеру, Фридрих “возжег священный очаг” со своей женой. Карлейль прекрасно знал, что их брак никогда не был идеальным. Он просто имел в виду, что у них появилась собственная резиденция в Рейнберге. “Здесь он посвящает себя Музам, духовному совершенствованию, светским развлечениям и... наслаждается жизнью”. “Вольтер духовно дополнял Фридриха. То немногое, что их убогий век дал вечности, в основном исходит от них двоих”. “Признай это, читатель”, — говорит Карлейль.
Фридрих ответил на письмо Вольтера еще одним посланием неимоверной длины, которое исторгло у получателя слезы радости. Он предвидит, что этот принц будет восславлен человечеством: “Вы мыслите, как Траян, пишете, как Плиний, и изъясняетесь по-французски, как любой из наших лучших писателей. Под вашей эгидой Берлин станет Афинами Германии, а может, и всего мира”. Возможно, он действительно так думал. Кому известно, что действительно думал Вольтер? Позже, вспоминая об этой переписке, он говорил: “Все эти эпитеты ничего нам не стоили. Он томился от безделья и писал французскому сочинителю забавы ради. Основное бремя лежало на мне”. Конечно, Вольтер не считал, что Фридрих изъяснялся по-французски, “как любой из наших лучших писателей”. Принц был не силен во французском и сажал кучу ошибок, которые Вольтер называл “fauts de doigts” (описками) и тщательно выправлял, прежде чем рассылать принцевы дифирамбы своим парижским друзьям. Вскоре начали приходить подарки: портреты престолонаследника, безделушки для Эмилии, трость с золотой головой Сократа, с которым, говорил Фридрих, Вольтер не сходен лишь тем, что не очернен клеветой.
