Когда официантка принесла хлеб, Отто набросился на него как голодный зверь, не дождавшись, пока та отойдет.
– Манеры, мой мальчик! – прошипела мать.
– Смотри, масло! – прошептал он, и глаза его округлились от удивления. – Они что, каждый день его едят?
– Теперь, думаю, да. В войну они голодали точно так же, как и мы. Просто они получили помощь от своих друзей-американцев, – пояснила Марта.
– Они все – грязные свиньи, – пробормотал он с полным ртом. – Но масло у них хорошее.
– Тссс, больше не говори. Только на французском, пожалуйста. Помни, что ты обещал.
Принесли их заказ, щедрые порции фрикаделек в соусе из темного пива, которые подали с гарниром из восхитительного восково-желтого картофеля. Она смотрела, как ее сын жадно заглатывает все это, и завидовала его здоровому аппетиту. Ее собственный желудок так сжался за годы вынужденного голода, что просто не мог справиться с кучей сытной пищи так скоро после их пиршества выпечкой всего несколько часов назад. Она незаметно заменила свою наполовину полную тарелку на пустую тарелку сына, и вскоре ее тарелка тоже опустела.
Столовая постепенно заполнялась парами или небольшими группами людей, оживленно обсуждавших события прошедшего дня. Они вежливо обменивались приветствиями с Мартой и, к ее облегчению, не спешили вовлекать ее в беседу. Но при всем их дружелюбии, наблюдая, как ее сотрапезники заказывают блюда и дегустируют вина, Марта заметила, что в ней нарастает чувство обиды, даже горечи. Они были так беззаботны, так легко воспринимали окружающее, болтали на нескольких языках: французском, английском, фламандском и других языках, которые она не могла распознать.
Они не глотали свой ужин жадно и торопливо, как немцы, в страхе, что это может оказаться их последней трапезой, а сначала опускали головы к тарелкам, чтобы понюхать, прежде чем попробовать блюдо маленькими осторожными кусочками, восхищаясь, обсуждая достоинства местной кухни.
Когда подали вино, месье Вермюлен лично и весьма церемонно стал разливать его, перекинув белоснежную салфетку через правую руку, а левую спрятав за спину. Гости подносили бокалы к свету, любовались цветом, взбалтывали возбуждающий напиток, потом, пригубив совсем чуть-чуть, смаковали и воспитанно одобрительно кивали головами. Они явно были искушенными ценителями, с изысканными, элегантными манерами.
Оставался свободным только один столик, стоявший ближе всего к тому месту, где сидели Марта и Отто. Женщина молилась, чтобы он так и остался свободным, но вскоре в зал вошли две молодые дамы. Сестры? Нет, быть такого не может. Та, что шла впереди, была высокой, на ней был роскошный, броский ярко-красный жакет, который сочетался по цвету с ее помадой. Стильная стрижка боб была, как у актрис в немом кино. Вторая, следовавшая на несколько шагов позади, выглядела моложе – она, пожалуй, годилась Марте в дочери. Она была ниже, чем ее спутница, и выглядела довольно заурядно. Волосы собраны в незатейливый пучок, а скверно скроенная одежда плохо на ней сидела.
