– Уехал, но он завтра вернется сюда. По словам Джинджер. – Руби сделала еще глоток, наслаждаясь вкусом.
– Скучает по прошлому, да? – вздохнул он, задумчиво рисуя узоры на запотевшем боку стакана. – Иногда я завидую ушедшим. Труднее оставаться здесь, зная, что придется жить дальше, возможно, даже состариться. А их жизнь закончена, иногда так и не начавшись толком.
– Вам разве не тяжело возвращаться на эти кладбища? Как вы выдерживаете?
– Это нелегко объяснить тому, кто не был на фронте. Конечно, война – это чертов ужас, простите мой французский: грязь, вши, крысы, мизерные пайки, идиотские бессмысленные приказы, жизнь в постоянном всепоглощающем страхе, что каждый снаряд, летящий над головой, может отправить тебя в мир иной и каждый твой вздох может стать последним.
Он сделал большой глоток, почти опустошив стакан.
– Но единственное, что держит на плаву изо дня в день, – это друзья. Ты доверяешь им свою жизнь, они доверяют тебе свою. Солдат готов умереть за друзей – и многие умерли. Не знаю… – Его голос дрогнул, и он с трудом сглотнул. Руби испугалась, что он вот-вот заплачет, но он продолжил, слова сыпались из него, словно он не мог удержать их. – Просто… знаете, я чертовски любил этих ребят. Больше, чем кого бы то ни было, даже больше, чем свою старушку-мать, да упокоит Господь ее душу, хотя и совсем другой любовью, уверяю вас. Эта дружба со своими соратниками, когда встречаешься с врагом лицом к лицу, это просто… не хватает слов, чтобы описать. У меня не бог весть какое образование. Ты просто чувствуешь себя живым, как никогда ранее. Для меня огромная честь ощущать подобное. При всех несчастьях, бедах и ужасах, через которые мне пришлось пройти, я ни за что не хотел бы пропустить это.
Он залился краской, смущенный столь бурным выражением эмоций. Руби ободряюще улыбнулась ему в ответ. Его слова неожиданно успокоили ее. Вероятно, то же самое испытывал и Берти: эту мощную связь, эти узы боевого товарищества, эту горячую любовь, которая поддерживала его, позволяла почувствовать себя живым даже перед лицом смерти и разрушения.
Несколько секунд они сидели молча.
– Твои друзья выжили? – мягко спросила она.
– Некоторые из них, – отозвался он. – У нас было несколько встреч, когда мы вернулись домой. Но там все было иначе. Поэтому я вернулся сюда. Там для меня ничего не осталось, и жизнь кажется такой однообразной сейчас, после войны.
– У тебя есть родственники?
Он тяжело вздохнул:
