Полная луна смотрит на меня сквозь приоткрытое окно печально и насмешливо, будто знает обо мне всё. Беззвёздное небо похоже на зияющую дыру — оно подёрнуто туманом или дымом, испускаемым трубами… А по стеклу моросит мелкий дождь, отбивая ритмичную дробь. Пахнет сыростью.
Наверное, я всё же не права: пожалуй, именно такая грустная ночь подходит для прощания.
Исписанный корявым почерком листок дрожит в руке, волосы спутаны, глаза горят лихорадочным, почти болезненным огнём… о, я никогда не забуду этот день. День, когда я приняла самое тяжёлое решение за всю свою жизнь. Впрочем, это трудно назвать в полном смысле решением, ибо от меня и моего выбора почти ничего не зависело.
Кусочек угля снова замер над исписанным листом. Что ещё я могу сказать? Хватит ли слов, чтобы заглушить боль, не дать родному человеку страдать из-за меня? Хватит ли слов, чтобы он когда-нибудь простил меня за то, что я собираюсь сделать?…
Мне четырнадцать, и я — ведьма. Новая Верховная ведьма одного из кланов, принадлежу к тем существам, которых так боятся и травят люди на протяжении сотен и тысяч лет. Нас не считают за людей, убивают, насилуют, делают из нас наложниц — если попадёмся. Мы — зло, потому что отличаемся от других. Мы сильны, но инквизиторы всегда на шаг впереди. И где бы я ни была, куда бы не убежала — меч инквизиции всегда будет надо мной и над теми, кто мне дорог. Поэтому с тех самых пор, как мы узнаём о своей силе, ведьму раз и навсегда отрезают от семьи. Мы уходим добровольно, потому что человека, хоть как-то связанного с ведьмой, тоже убивают.
Мы слишком рано узнаём о том, что жизнь отнюдь не ко всем щедра и справедлива.
Слёзы безостановочно текут по щекам. Как же больно… уходить. Уходить навсегда, оттуда, где хотелось навеки остаться…
«Пора, Эва» — раздался в моей голове тихий, гулкий, потусторонний шепот. Сибилла, моя предшественница, зовёт на ритуал.
Тихо скрипят старые деревянные половицы под осторожными шагами. В тёмной, объятой густым ночным мраком ночи комнате летают частички пыли и пахнет различными целебными травами, лекарствами, отварами. По самодельным полкам аккуратно расставлены колбочки, книги, коробочки с нитками, иголками, пуговицами, папиными лекарскими и рабочими инструментами. В дальнем углу стоит сундук с одеждой и маленькая бадья для умывания с холодной водой. Мерно, умиротворяюще потрескивая, дрожит маленький затухающий огонёк оплывшей свечи, одиноко стоящей на столе, а прямо за этим столом, положив голову на сложенные руки, словно младенец крепко спит папа, как всгда тихо похрапывая. Его густые, обычно собранные волосы по плечи длиной спутались и разметались, а на полу рядом расплывались чернила из опрокинутой чернильницы — он, верно, и не заметил.
