Щегол орал, пытаясь перекрыть высоковольтный пчелиный гул взаимных приветствий.
– И глупо! – сказал я.
Через узкую горловинку двери мы начали, шумно журча, вливаться в гостиную. Из сумеречного дальнего угла, словно бильярдный шар, выкатился Редактор, подхватив дядю Гришу под руку, отколол его от общей группы.
– Стеллажи, стеллажи, – донеслось до меня его воркование.
Тут же гости рассыпались, словно дядя Гриша был объединяющим всех магнитом.
Чужедальний беседовал с Калисфенией Викторовной.
– Прекрасно помню письма, приходившие от вашего мужа. Всегда такие красивые были марки...
Илью Ильича я прогуливал по коридорной оранжерее. Он растроганно улыбался и стискивал мне руку. Благоухали розовенькие, похожие на раструб граммофона цветы, скорее всего, левкои. А паркет был уложен елочкой, но хвоей от него не пахло.
– Против вас готовится заговор. Вы понимаете меня или нет? – теребил я Домотканова.
Он меня не слышал.
– Обожаю птиц. Где это поет щегол?
– Здесь, – потеряв надежду что-либо ему втолковать, сказал я. – А там, где поет Орехов, вам надо быть настороже.
В столовой царило молчание, с бокалом в руке стоял Директор.
– Вот наконец-то и они, – обрадовался он нашему появлению. – Я продолжаю уже для всех. Итак, у вас может возникнуть вопрос: зачем мы вас собрали, – тут он взглянул на часы, – в столь позднее время? Не скрою, наша встреча преследует определенную цель. И в первую очередь это касается вас, дорогой... – Директор замялся, глядя на Чужедальнего. – Да, вас. Дело в том, что уважаемый и любимый всеми нами Дмитрий Николаевич собирается оставить работу на почте.
Закашлялся дядя Гриша. А Чужедальний поспешно налил минеральной воды – не ему, а себе. Я застыл, не понимая, куда он клонит.
– В то же время мы сознаем, что оголять такой важный участок, где на практике осуществляется связь всего между собой, нельзя. Поэтому мы и решили рекомендовать на доставку вместо Дмитрия Николаевича человека с проверенными деловыми качествами.
Потребовался не один окрик, чтобы дремавший в уголке на стуле Снегуркин встрепенулся и приблизился.
– Вот наша кандидатура. – Директор ухватил его за шиворот и заставил поклониться. – Да, жизнь не кончается. И я хочу предложить тост за ваше будущее успешное сотрудничество.
– Постойте, тут что-то не так, – пробовал возразить я.
Но встал дядя Гриша, а за ним Чужедальний. Не успевший отведать ни одного угощения Илья Ильич моргал часто-часто и недоумевал:
– Такой... стол... такие напитки... Я собирался произнести тост. Я хотел напомнить: каждые тридцать секунд в мире от голода умирает человек. Мы не должны забывать об этом.
