Перед тем как выйти к о,беду, я поворачивал капитана лицом в кабинет, убирал тетрадь и кормил рыб.
За обедом снова дирижировала Калисфения Викторовна.
– Сейчас супчик, потом суфле!
Я поднимался из-за стола отяжелевшим и сонным, но начинал одеваться и обуваться. Меня ждали на почте.
(Главным событием новой жизни, между прочим, стала покупка ботинок – на толстой подметке и высоком каблуке. Они не промокали, ногам в них было тепло и удобно. О, несравненное чувство, когда зашнуровываешь новые ботинки! Они чуть жмут, и поскрипывают, и пружинят.)
– Не задерживайся слишком долго, дорогой, – просила меня Вероника.
Я не задерживался, хотя иногда подумывал об этом. Беспрерывные трели щегла сильно утомляли. Я жалел, что Вероника подарила Барсуковым часы, а не Юрочку.
Чужедальний держался со мной дружелюбно. Я перекидывал тяжелую сумку через плечо. Я был горд тем, что на практике осуществляю связь всего между собой.
Вечерами, если не было дежурства в оранжерее, Вероника шила мне костюм и рубашки. Она обвивала сантиметром мою шею. Или талию. Я брал ее за руки.
– Пусти, – говорила она.
– Не пущу, – отвечал я.
– Пусти, – пыталась высвободиться она.
– Не пущу, – упрямился я.
– Пусти же.
– Ну ладно, иди, – соглашался я.
И она не уходила. Сантиметр, свернувшись змейкой, падал к ее ногам.
Удивительное чувство уверенности придает плотно охватывающий пояс брюк! И не нужно то и дело поддергивать. Это странно и непривычно.
А Калисфения Викторовна вязала предсказанный сном свитер. Мне нравилось наблюдать, как, словно тараканьи усы или сорвавшиеся с проводов троллейбусные дуги, ходят в ее руках спицы. Я вспоминал маму, отца, своего друга и мало-помалу утверждался в мысли, что жизнь походит на плетение кружев, а не на игру в кубики, квадратики и клеточки.
Кругов множество... Открытый мной тараканий круг... Круг чертова колеса. Кружение в троллейбусе. Да сколько еще всяких эллипсов и шаров – на службе, дома, в бильярдных и на спортивных площадках... Эти круги и кружочки сцеплены между собой и гладко вписываются в окружность города, которая тоже, вероятно, не является окружностью в строгом значении термина.
Или это были не круги, а шестерни гигантского механизма? И вот они вращались, приводили в действие каждая каждую, и так осуществлялось движение?
А, может быть, не круги, а жернова?
Я наблюдал, как, разматываясь, тает клубок шерсти. Отдаленно это было похоже на то, что я себе представлял. Ниточка времени, точась, раздевала земной шар и преобразовывалась затем в сложный рисунок – возможно, тянулась в пространство, к другим планетам. Потому что, если не тянулась, рисунок не имел смысла, рано или поздно клубок истаивал весь.
