– Заработал, значит.
– Накрыло его там. Как есть накрыло… Ты вот о Боге заговорил. И на него, видать, снизошло. Побегу я, тётку Пелагею расспрошу. Пусть погадает.
– Не надо никуда бегать.
– Что так? Пелагея – божья старушка. В церковь ходит. Молитвы знает, заговоры. Она враз скажет, что такое с Толяном сподобилось.
– Сиди, говорю! – зло буркнул рыжий и так глянул на Зинку, что у неё ёкнуло внутри, и она, поначалу вскочив резво на ноги, снова опустилась на стул.
– Тётка Пелагея у меня за мать родную, – пролепетала она. – И Тольку мово знала, как облупленного. Что с того, что позову?
– Вот уйду я отсюда, тогда зови, кого хошь, – бородач сверкнул чёрными глазами.
– Боишься чего? – сжалась Зинка. – Не беглый, случаем?
– Говорю тебе, домой иду. Если бы Толян не попросил, и не видать тебе меня.
– А чего боишься?
– Ты что же мильтонов не знаешь? – ощерился бородач. – Им только на глаза попадись. Начнут шкуру драть. Не отбрешешься. А я и так в городе задержался. У дружков погостил, а как в кармане шиш на аркане поймал, так домой и заторопился. Вишь, в каком рванье домой приходится идти. Стыдно будет перед отцом да матерью.
– В карты продул всё?
– А-а-а! – зло махнул рукой бородач. – Город деньги любит. Но избавил себя от желаний.
– Значит, на баб извёл, – осуждая, покачала головой Зинка. – Городские бабы гладкие, да хваткие. Вот и Толька мой, когда первый раз освободился, так же гол как сокол притопал… А здесь деньги прислал. Удивил он меня.
– Ты посчитай.
– А чё их считать? Я откуда знаю, сколь их было? – Зинка хитро зыркнула глазами на рыжего, но деньги всё же вытащила, пересчитала бережно, аккуратно разглаживая мятые, откладывая в сторону надорванные и грязные.
– Фотка там ещё, – напомнил рыжий. – Вам, бабам, только бы деньги.
– А ты поживи на моё. Не так запоёшь, – Зинка опять завелась. – Хорошо, корова выручает, да куры. Туристы молоко берут, яйцами не брезгуют, опять же бракаши заезжие заскакивают за самогонкой.
Бумажник был уже пуст, но Зинка для пущей верности распотрошила его и потрясла над столом, изнутри что-то выпало.
– Ба! Вот те на! – вскрикнула она, схватив трясущимися руками бумажку и цепко вглядываясь в неё. – Откуда у него такая фотка? Я уж не помню.
На любительской потёртой, местами пожелтевшей фотографии Зинка была сфотографирована рядом с развесёлым матросом в тельняшке. Парень в заломленной на затылок бескозырке с надписью «Тихоокеанский флот» одной рукой обнимал Зинку в бесстыжей кофте, открывавшей её молодую колкую грудь, второй рукой поджимал гармошку под мышкой. Молоденькая дивчина, посредине их, ласково заглядывала в лицо парню. Сзади троицы притулилась статная пожилая женщина с длинной косой и в полотняной тёмной накидке до пят. А на земле, у всех в ногах, разлёгся худой хитроватый татарчонок в майке и длинных трусах. Он будто собрался куда-то бежать с фотографии и голову повернул в ту сторону, но запутался в крепких ногах моряка.
