– Ты-то чего тогда Бога гневишь?
– Кто? Я гневлю? – взвилась Зинка. – Вру что ли?
– Ты же татарка. Тебя насквозь видно, а русского Бога поминаешь.
– Бог один, – отрезала Зинка. – У нас хотя и Аллахом называется, а разницы никакой.
– Есть разница, раз говорю.
– А по мне, хоть ты говори, хоть кусайся. Ишь, зубы оскалил! У меня Бог один. Без национальности. Бабка Пелагея, когда в церковь ездит за тридевять земель, за меня свечку ставит в русскую церковь. И ничего. Помогает. Не сдохла ещё. И здоровьем, слава богу, не обделена. А ты мне зубы не заговаривай! Не строй из себя богомольца, каторжник чёртов!
Бородатый сверкнул глазами, но, скрывая ярость, потупил взор.
– Говори, кто таков? И чего ко мне припёрся. А то я не посмотрю на твой бандитский вид, участкового вызову.
– А что? Я могу и уйти, – встал с табуретки бородач. – Только у меня наказ твоего мужика. Вот я и завернул с дороги. А так бы мне топать ещё к себе и топать. Да совсем в другую сторону. Нездешний я. Пойду.
– Стой, бородатый козёл! – Зинка охланилась от последних слов чужака. – То лапать начал прямо у печки, то с порога бегом. Что же ты за мужик такой? Ничего толком не объяснил.
Бородатый затоптался, закосолапил.
– Рассказывай, что за наказ?
– От Толяна.
– Видел бы он, как ты меня тискал, башку открутил. – Зинка гордиться не гордилась, но уже особо и не хмурилась. – Он у меня быстр на расправу.
– Толян, да, – опустил голову чужак и криво усмехнулся. – Крутой мужик. Но с такой бабой, как ты, иначе нельзя.
– Эк как? – всколыхнулась Зинка. – Часа не прошло, а уже наскрозь видит! Ты кто же будешь? Не ясновидящий? А то ходят тут всякие, про прошлое, будущее мозги вправляют, а как за двор, так что бы спереть.
– Поживёшь с моё, не то узнаешь.
– Да уж, вижу. Ушлый. Поломала тебя жизнь, поковеркала. А зачем башку высовывал на свет божий, раз он тебе не мил? Так и оставался бы в утробе матки. И тепло, и кормит на халяву.
– Не заводись. Не кенгуру перед тобой.
– Кто?
– Зверь такой диковинный есть. Детей своих в сумке на брюхе всю жизнь носит.
– Вам и книжки дают читать? Грамотёшке, значит, подучивают, чтобы на свободе от людей разумом не отставали.
– Там всему учат. Толян не рассказывал?
– Так не успел. Как пришёл, так по мордасам. Спрашиваю, чем провинилась? А он мне: знал бы, вовсе убил. Вот вы какие, мужики.
– Крутой он у тебя.
– Да уж, не говорун. А ты, гляжу, не в него.
– Это как получается. Бабам, понятно, на то язык и дан, а мужику…
