– Срочное сообщение из района, Михаил Александрович, – заспешил дежурный. – Убийство!
– Слушаю.
– За Пришибом недалеко от грунтовой дороги обнаружена сгоревшая полуторка. В кабине останки двух трупов мужчин. Один однорукий.
– Кто определил, что убийство? Как?
– Пылала, как свечка. Была облита бензином. Люди, находившиеся в кабине, не пытались выскочить.
– Получается, их прикончили или засунули убитыми, затем подожгли, уничтожая следы?
– Очевидцев мало, да и те толком ничего не пояснили, поздно оказались у места происшествия.
– Заметили что-то подозрительное?
– Легковушка какая-то пылила вдали, но ни номеров, ни марки.
– Личность погибших, конечно, неизвестна?
– Нет.
– А этот?.. Однорукий?
– Среди местных судимых не значился.
– Время установили?
– Огонь заметили рано утром, ближе к семи. Пастух скот выгонял из деревни, поднял шум.
– Какие меры приняты?
– Начальник райотдела майор Каргин с оперативной группой и медицинским экспертом выехали на место.
– Дайте команду закрыть город и область всем постам ГАИ, проверять подозрительный транспорт, в особенности легковой! После доклада комиссару выезжаю туда сам.
«Два трупа… сожгли вместе с машиной, чтобы исключить опознание… Значит, местные? – прикидывал Лудонин, закрывая кабинет. – Но могли вывезти из города… В пользу этого свидетельствует то, что в такой глуши оказались рано, ночью добирались. К тому же однорукий не из местных, а фигура приметная. Наверняка известный уголовник. Тогда что же выходит, – разборки среди бандитских группировок либо устранение лидера?.. Вряд ли. Зачем так далеко везти трупы да ещё в кабине?.. Очень опасно. Хотя нет, расстрелять могли на месте, подъезжая. Утверждал же кто-то из классиков марксизма, что преступный мир изживёт себя сам».
Лудонин хмуро хмыкнул и приостановился возле секретарши:
– Галочка, свяжитесь с центральной картотекой, мне срочно нужны материалы на наших подопечных: мужчины без вести пропавшие, однорукие – прежде всего, и пусть начнут с уголовных авторитетов.
Когда-то деревенька звалась Голодяевкой. Крутой изгиб быстрой реки, высоченный обрывистый берег – с одной стороны, а с другой – голая выжженная палящим солнцем степь. Глухие места в укромье от проезжих дорог – ни жизнью радоваться, ни детей растить… Кому вздумалось здесь осесть, пустить корни? Будто бежал, прятался человек от страшных грехов. Но и новая власть не придумала ничего краше, как наречь её Пришибом…
Коротая время, хмурясь, косился за окно автомобиля Лудонин, гнал навязчивые диковатые мысли, навеваемые заковыристой наукой топонимикой: похоже, бежала отсюда молодёжь, а за ней остальной мятежный люд, как каторжники на волю, а утратившие надежду глушили тоску «горькой» да время от времени пришибали друг дружку по пьяне. Этим и обязана деревенька разбойному прозвищу. Проезжая по пустынным улочкам, в подтверждение своих мыслей дивился подполковник мёртвой тишине, тёмным стенам разрушенной местами до фундамента старинной церквушки с каркающим вороньём вместо звонниц, мутили душу забитые крест-накрест иссохшей дранкой слепые глазницы покосившихся избёнок, толстый слой пыли застил чахлую растительность в редких огородишках, и лишь злой брёх гнавшихся за машиной собак да застывшая с ладонью у лба бабка мучили сознание – теплится вроде ещё жизнь, не поддаётся смерти, но надолго ли?..
