Когда я просыпаюсь, за окном барабанит дождь, а сквозь жалюзи просачивается светло-серый свет. Стоя у плиты, мама перекладывает яичницу в тарелку. Как и в любой другой день, она уже переоделась и приготовилась к рабочему дню, только ее волосы все еще мокрые после душа. Она напевает что-то себе под нос, выглядя при этом счастливой.
– Доброе утро, – выпаливаю я.
Мама поворачивается, откладывает лопаточку и шагает ко мне, чтобы обнять. В ее улыбке отражается столько гордости, словно я, как и в третьем классе, выиграла районный конкурс по орфографии. Словно она и не ожидала от меня чего-то меньшего.
– Как ты себя чувствуешь? Справляешься?
– Да, я в порядке.
– А что случилось? – доносится с порога голос моего брата Джеффри.
Мы с мамой поворачиваемся и видим, что он стоит, прислонившись к косяку, все еще помятый, неумытый и угрюмый после сна. Он никогда не был жаворонком. В его глазах, устремленных на нас, мелькает страх, словно он ожидает услышать плохие новости о том, что кто-то умер.
– Твоей сестре явилось ее предназначение.
Мама улыбается, но уже не так радостно, как раньше. Скорее уж настороженно.
Он оглядывает меня с головы до ног, будто пытается отыскать на моем теле божественный знак.
– У тебя было видение?
– Да. О лесном пожаре. – Я закрываю глаза и вновь вижу холм, заросший соснами, оранжевое небо и клубы дыма. – И парне.
– С чего ты решила, что это не сон?
– Потому что я не спала.
– И что означает твое видение? – спрашивает он.
Все, что связано с ангелами, для него в новинку. Он еще в том возрасте, когда сверхъестественные вещи кажутся крутыми и будоражат воображение.
– Не знаю, – отвечаю я. – Это мне и предстоит выяснить.
Через два дня видение появляется вновь. Я бегу по внешней дорожке в спортзале Старшей школы Маунтин-Вью, а через мгновение знакомый мне мир – Калифорния, Маунтин-Вью, спортзал – исчезает. И я оказываюсь в лесу. Практически ощущаю вкус огня. Но в этот раз языки пламени танцуют на гребне холма.
А затем я чуть не врезаюсь в чирлидершу.
– Смотри под ноги, мужланка! – вскрикивает она.
Я отшатываюсь в сторону, чтобы пропустить ее. А сама, тяжело дыша, прислоняюсь к сложенным трибунам и пытаюсь вновь погрузиться в видение. Но это равносильно попыткам вернуться в увиденный сон после того, как окончательно проснулся. Оно исчезло.
Дерьмо. К тому же меня впервые назвали мужланкой, и в этом нет ничего приятного.
– Не останавливаемся! – кричит учительница физкультуры миссис Шварц. – Нам нужно определить, как быстро вы можете пробежать полтора километра. Клара, тебя это тоже касается.
