Встреча началась. Куратор в общих чертах рассказал, о чем речь, мне тоже удалось коротко выступить. Цыгане пили пиво, кивали головами, будто все понимают, и изредка косили взглядом на старейшину.
Как оказалось позже, этот парень был крепким орешком. Временами мне казалось, что он ничего не соображает. Было такое чувство, что я очутился среди индейцев.
Выслушав нас, старейшина обтер губы, влажные от пива, затем набрал в легкие воздуха и провозгласил: «Не ищи яблоки под грушей!» Цыгане активно закивали головами.
— Это будет отличный вечер! Цыганский вечер! — провозгласил свое решение старейшина.
А. лежала в роддоме и готовилась к родам. Вчера вечером я помог ей дотащить сумку. Мы шли пешком, поминутно останавливаясь из-за ее болей. Чувствовали мы себя как загнанные. Улицы были пусты, и у меня в висках стучала фраза: «В случае неожиданных родов можно использовать для обрезания пуповины острый камень» — из книжки «Ожидая ребенка» или как она там называлась.
Мне казалось, что А. переживает все спокойнее, чем я. Когда медсестра отвела ее в палату, я вздохнул с облегчением.
Рождественский праздник должен был начаться в восемь, я же торчал в пивной «Чехия» в Либени уже с обеда. Мне удалось найти оркестр цимбал, и я был счастлив, что музыканты отказались от гонорара.
Днем собрались дети, которых я угостил фруктами и орешками. Дети были очень милые, несмотря на то, что от них сбежал начинающий артист, изображавший черта. Гремя цепью, он влетел в толпу детей с криком «Бууу! Бууу! Бууу!», а потом грустно огляделся и увидел пятьдесят настоящих маленьких чертенят, которые смотрели на него с немым вопросом: «Что тебе тут надо?»
Артист тут же сдался и исчез.
Затем стали приходить первые цыгане. Некоторых я помнил со встречи и разговаривал с ними запанибрата. Я выбрал из них десяток самых внушительных и раздал им повязки с надписью «ОРГАНИЗАТОР». Они так обрадовались, что тут же пошли обмыть это дело к бару. Там они так друг друга напоздравляли, что до конца вечера я ни одного из них не видел.
На праздник пришло втрое больше людей, чем мог вместить зал. Мы с гардеробщиком даже закрыли двери, но вскоре их снесли с петель, и народ продолжал прибывать. Я лежал на полу, а по моей голове лупил цыганенок со словами: «Где мама? Где моя мама?» Откуда я мог знать? Она могла быть той, что крутила задницей на сцене и курила толстую сигару, или любой из женщин в зале, кормящих грудью детей. Гардеробщик исчез. Да и действительно, что тут было делать гардеробщику?
