В бытность мою в Степанакерте я встречался с Манучаровым Аркадием. Вообще-то его государственную черную «Волгу» несколько раз и до того встречал на улицах города, но с ним непосредственно встретиться удалось не сразу. А попал я по представлению, полагая устроиться к нему на работу. Но, как оказалось, ему нужен был бухгалтер, а я для этой работы не годился. Так что деловая часть нашей беседы была исчерпана за пять минут. Но просидел я у него не менее часа, и говорили мы с ним все более о карабахских делах.
Он был, конечно, намного солиднее З.Балаяна, а фиглярство и циркачество было ему чуждо, как и провинциальное чванство. В нем, директоре комбината промстройматериалов, чувствовалась хватка, размах, деловая жилка. Вниманием толпы, по всему, он был уже избалован, пользовался в кругу национал-сепаратистов особым уважением, или лучше сказать, почтением, и не случайно именно его избрали предстателем первого же противозаконного органа — «Комитета за воссоединение НКАО с Армянской ССР», как и общества «Крунк». Когда, после освобождения из под ареста, Манучаров вернулся в область, все только и говорили о нем как о президенте «Арцах», существующей в каких-то сумасбродных прожектах.
Кабинет его был огромен — с министерский, мебель для здешних кабинетов — изысканная, а стены были сплошь усеяны грамотами да благодарностями, застойных времен, надо полагать. На его рабочем столе в тот вечер лежала солидная стопка газет самого разного толка и из самых разных республик. В разговоре со мной он был откровенен, и как я понял, это потому, что чураться да остерегаться кого-либо в области он не привык. Небрежно, и даже с какой-то брезгливостью он отозвался о местных лидерах. К примеру, от него я узнал, что именно в те дни в США находился председатель Горисполкома Мирзоян М.
— Представить трудно, — удрученно и с некоторой обидой сказал он, что такого недоросля как Мирзоян, они командировали в США.
Он несколько раз дал понять, что здешних лидеров и за деятелей-то не считает, поскольку все они мельтешат и ни на что не годятся. Порассуждал он немного и о положении в Армении, неодобрительно высказавшись о русофобстве тамошнего парламента, отметив, что свое это мнение он не скрывал и там. Не хочу быть категоричным, ибо трудно от одной беседы вынести законченное представление о человеке, и все же мнение свое выскажу: это был сноб, а его национализм, который и ему, конечно, был в полной мере присущ, существенно отличался от национализма примитивного обывателя, пробавлявшегося легендами на исторические темы, да и обидой на отсутствие колбасы, отнимаемой азербайджанцами. Нет, его национализм был на уровне боссов из первого эшелона, а честолюбивые помыслы существенного выше любых балаяновских разумений.
