В моем представлении Зорий Балаян — провинциальный политикан популистского толка, выплеснутый на авансцену карабахских событий истинными режиссерами этой драмы. Провинциальный? Да, поскольку далее частокола собственного огорода не в состоянии обозреть и кроме как здешними обывателями и чиновниками с их невысокими духовными потребностями, иными бы ему и не верховодить.
Политикан? Да, поскольку все хрестоматийные признаки политикана ему были присущи. Отсутствие взвешенности, неспособность вникнуть в суть событий и спрогнозировать их развитие, беспринципность, ловкачество, жестокость, лебезение перед сильными мира сего и непомерное тщеславие. Сам Зорий Балаян, правда, не ведает разницы между политикой и политиканством. А ведь если первое искусство, и как таковое требует воображения, способности к абстрактному мышлению, отрешенному от сиюминутной суеты, то политиканство — это уже ремесленничество, примитив, когда обходятся подножным кормом, подручными средствами.
Будем справедливы: в редкие минуты он бывает откровенен, и вот в одну из таких минут он признался, что воображение попросту не дано ему богом. Вот послушайте. Все в том же «Очаге» он пишет, что начинающие литераторы часто шлют ему свои новые стихи и просят прорецензировать их. «Зря стараются, — пишет далее он, — поскольку стихов я не приемлю, ибо как можно писать о том, чего сам не видел.»
Бог ты мой, и такой человек занялся политикой. Стихи можно и не любить, но не уметь писать того, чего сам не видел, и браться руководить массами. Ведь имей он хоть толику воображения, может и догадался бы в какую бездну ведет он людей. Да такому человеку и литературой-то заниматься заказано, ибо какой писатель пишет только то, что лично видел. А кто же тогда Жюль Верн, который писал о том, чего вообще никто не видел. Да только ли Жюль Верн?
А что касается Балаяна, то уж лучше писал бы свои очерки, которые из-за гнилого национализма только и могут быть пропущены в известных редакциях. Кстати, от того-то он и не приемлет плюрализма, что лишен всякого воображения, творческого начала. Попробуйте в Степанакерте вслух высказать свое возражение сепаратизму, поспорить подискутировать. Его борзые тут же набросятся на вас. А вот трюкачество, да ловкачество, да скандалы мелочам — это да, это по его части.
Стоило ему в одной из лавок древностей извлечь дореволюционную энциклопедию Брокгауза и Ефрона и не сыскать ней статьи под рубрикой «Азербайджан», так такой он шум поднял на всю округу. Что, мол, коли у Брокгауза и Ефрона нет Азербайджана, то нет такого народа и вообще. Ему говорят, послушай, есть во всех советских энциклопедиях, есть, наконец, в зарубежных. А он опять — нет, зовите Брокгауза и Ефрона. Да умерли они, ему говорят, а азербайджанский народ, слава богу, живет и здравствует, хочешь ты того, или не хочешь.
