Расскажу еще об одном случае. Однажды в послеобеденное время я ехал в автобусе на работу. У одного из перекрестков зажегся красный свет и автобус остановился. Снаружи людей было мало и улицу переходила одна единственная женщина. И вдруг я услышал, как сидящая впереди меня женщина, толкнув локтем свою соседку, громко сказала ей:
— Ахчи, ахчи, посмотри на нее. Идет и не боится, — показывая при этом рукой на женщину, переходящую дорогу.
— А кто она, кто она? — спросила соседка, разглядывая ту, что была на улице.
А та, что работает директором аэропорта, — ответила она. Я тут же повернулся к окну, чтобы увидеть эту женщину, но лица ее разглядеть не успел. Женщину эту я не знал и ни разу не видел — вот только сейчас, да и то со спины. Бывшая бакинка, она согласилась на предложение Оргкомитета и стала работать директором областного аэропорта, взамен прежнего, уволенного за саботаж рекомендаций и распоряжений республиканского Управления гражданской авиации и в своей работе руководствовавшегося приказами из Еревана. Скажу еще раз: женщину ту я не знал, но о ней, о ее мужестве было много разговоров и я подумал о том, как бы с ней познакомиться. А дней через десять едва ли не на весь город прогремел взрыв, убивший эту женщину. Тяжело был ранен ее сын, чуть легче муж. Я был у ее дома, стена которого была снесена взрывом, смотрел на эти развалины и думал: где вы, демократы, где Старовойтова, где Елена Боннер, где гнев праведников; или все пыль, все прах, все ложь, коль так вот легко можно творить черные дела. Тотальный, всеохватывающий прессинг страха сковал здесь сердца людей, какие-то темные личности творили свой самосуд, и я с такой благодарностью смотрел на людей в военной форме, пусть еще не совсем, пусть наполовину, но все же осязаемо и зримо развеявших мрак и изгнавших в равной мере и террористов, и уголовников в расщелины гор и в отдаленные села. Да, они и там принялись за свое ремесло, наводя ужас на крестьян и время от времени делая набеги на города области. Но это было уже не то, хотя взрывов, автоматных очередей и прочих деяний террористов хватало. Особенно часто доставалось мосту, через который проходила дорога на Шушу. Помню, как сидя на работе, мы все вздрогнули от взрыва, хотя произошел он на том самом мосту, и значит, на противоположной окраине города, даже уже вне его. Потом, дня через два, я был на этом мосту — его тогда восстанавливали солдаты. «Это какой же мощи был заряд, — подумал я, — если мост оказался развороченным на такую длину. Лиц, творивших эти злодеяния, по сути, уголовников, иные называли защитниками Арцаха, партизанами или их аналогом — фидаинами. Слово это фарсидского происхождения, а газеты и журналы Армении и, не отстающая от них, газета «Советский Карабах», туманили сознание обывателя, обволакивая образы фидаинов из канувших в лету страниц истории Армении в романтический флер легенд и сказаний. Чуть ли не еженедельно в них печатались статьи то об одном, то о другом подобном герое, рекомендуя их юношеству как образы для подражания, прекрасно сознавая, что проповедуют-то терроризм. Я смею это утверждать, потому что в тех статьях, которые я прочел, фидаины тем то и прославились, что кого-то, где-то и как-то пристрелили. Не хочу вдаваться в подробности деяний фидаинов прошлого, в мотивы, кои ми они руководствовались, но ведь каковыми бы ни были эти мотивы. можно ли сегодня призывать к террору — групповому или индивидуальному — все равно. Ведь это самосуд, осужденный нынче во всех цивилизованных странах, — в странах, где и степень вины, и меру наказания должен определять суд. А если этого нет, то нечего го верить и о правовом государстве, и о цивилизации, хотя это послед нее слово, пожалуй, не сходило с уст Балаяна и ему подобных свидетельствуя лишь о степени их цинизма. Вообще надо сказать, что читая здешнюю прессу, а это, в основном, газеты и журналы Армении, слушая радио по городской сети, целый день транслирующие передачи из той же республики, сразу же замечаешь, что исторической проблематике в них уделяется огромное внимание. Слов нет, история — вещь увлекательная, и я тоже отдал этому увлечению не малую дань, но моей исторической страстью страстью был эллинизированный, греко-римский мир, и поскольку сфера его интересов в пору расцвета Рима и походов Александра Македонского охватывала огромную территорию от Британии до Афганистана и западных окраин Индии, а значит включала и Средний Восток, то кое-какие подробности из истории Армении времен античности я знал. В этой связи вспоминаю такой вот случай. Как-то часа в в семь вечера я зашел в один из баров, заказав себе два пирожных и сок. Рядом, сдвинув и приставив друг к другу столы, сидели восемь молодых ребят лет шестнадцати — восемнадцати. Одна деталь: на стене прямо над головами ребят висела карта размерами сантиметров тридцать на тридцать. Она была обозначена так: Армения времен царствования Тиграна Великого.
