Вскоре, Томаша действительно прекратили звать на эти совещания, начав опять выставлять на посты снаружи. И он охранял уже собственных коллег – ночами, в снег, и в дождь.
Причиной стало – как он уяснил из обрывков разговоров приятелей – решение более щекотливых задач, о которых лучше не знать слабонервным. А именно – создание команд для ликвидации тех, кого схватило «Аненербе», если по-другому их спасти никак невозможно. Но, самое главное – устранение добровольно пошедших на сотрудничество с нацистами.
И Томаш впервые оживился: значит, всё не так страшно, как малюют? «Аненербе» ищет нас, и изучает, но не за тем, чтоб уничтожить? Оказывается, с ними можно и работать…
С этого дня, Томаш навострил уши. Стал чаще крутиться возле тех, кто стоял непосредственно в охране собраний.
Он выяснил, что «Аненербе» ведёт учёт и картотеку. И многие, до хрипоты спорившие на ночных собраниях – уже находятся в тех списках. Нацисты ищут не только их самих, но и способы к ним подобраться. Завербовать.
Затем, в Чехословакию вошли немцы. А среди них – растворясь в общей, военизированной массе – и сотрудники «Аненербе». Неотличимые от остальных солдат и офицеров СС, они были везде, и нигде. И первые год-полтора оккупации, их присутствие действительно, почти не ощущалось.
Пока имперским протектором не стал один из высших чинов «Чёрного солнца». И начались повальные облавы…
Собрания проводились теперь в самые ненастные ночи, переместясь из городов в леса и горы.
Месяц назад, Томаш стоял – как всегда – в дальнем карауле очередного сбора в Бланском лесу, у южного склона горы Клеть. Всё проходило обычным порядком: важные персоны заседали где-то там, наверху, в тепле и сухости.
А тут – внизу – мокро пылила противная изморось, сменившая весёлый, солнечный день.
Прислонясь к наждачному сосновому стволу, Томаш курил самокрутку, спрятанную в плотном «ковшике» ладоней. Делать это приходилось не столько для того, чтоб защитить цигарку от дождя, сколько от проверяющего – Марека.
Нет, он не запрещал курить в сырую погоду – только в сухую, когда запах дыма могли учуять издалека. Но, весьма чувствительно штрафовал за красный огонёк искр во тьме.
«Если я их вижу, то и все увидят!» – говорил Марек.
Хотя, обычно, видел только он один.
Мелкий, худой, юркий, и гладкий как горностай, Марек всегда неслышно шустрил по ночному лесу, выныривая, будто из под земли, перед самым носом.
Томаш уловил лишь слабый шелест, и резко обернулся. Тонкий силуэт Марека темнел совсем рядом, на возвышении.
