— Н-да, катятся годы, как камешки под гору, — вдруг сказал он, ни к кому не обращаясь. — Вот сейчас думаю и сообразить не могу: которая эта скважина по счету?
— Уж так-таки и забыл? — недоверчиво спросил Федя-дизелист, тоже слезая с нар.
Рубакин помотал лысой головой.
— Ей-богу, парень, забыл. И вот что интересно: помнятся почему-то не самые удачные, а самые трудные скважины. Была у нас с Матвеичем такая под номером семь. Намаялись мы с ней до темноты в глазах… Ну, добрались наконец до заданной глубины. Нефть вроде бы пошла — хорошая нефть, легкая. Обрадовались мы, да ненадолго. Струя вскоре плеваться стала, а потом и вовсе затихла. Значит, думаем, дошло наше долото до крепких палеозойских пород, а в них нефть заполняет только небольшие трещины, не то что в проницаемых песчаниках — те наподобие губки ее собирают. Н-да. Налил в тот раз Матвеич пузырек первой нашей красавицы. С тех пор и носил с собой, вроде талисмана. Другой раз сорвется кто-нибудь из ребят и начнет эти поганые болота лаять: и такие-то они рассякие, и нефти-то в них отродясь не водилось, и нет на это проклятущее комарье хоть маленькой атомной бомбы! А Матвеич крикуну свой пузырек под нос: на, понюхай, вода или нефть? А если нефть, то ее все равно добудем…
Так же неожиданно, как и начал, Рубакин прервал свой рассказ:
— А ну, ребята, налетай — пузо чайком погреем! Саня, слезай!
Крепко заваренный чай пили со сгущенкой. На столе лежали хлеб и толсто нарезанные ломти колбасы, но Санька ел вяло: этот Иван настроение все-таки испоганил.
Четыре окна барака, обрамленные мокрыми ледяными наростами, были словно залиты синими чернилами. Синь эта понемногу светлела и переходила в голубизну: где-то далеко на востоке, за покрытыми снегом болотами, за белыми перелесками, занимался день.
Тихонько тренькал на гитаре Федя-дизелист, напевая высоким голосом одну и ту же чудную песенку:
Через пни да кочки,
Восемь дней не евши,
По тайге дремучей
Бежал серый заяц…
Трень-трень, гитара… «Через пни да кочки…»
— Перестань выть, и без тебя тошно, — обругали Федю с нар.
Санька понимал, что все ждут отца и оттого нервничают.
Отец приехал, когда уже совсем рассвело.
Не раздеваясь, он сказал:
— Давай, братцы, шевелись. Время не ждет.
— Ну, как он там? — спросил отца Рубакин.
Отец нахмурился.
— Плохо. Молодой парень из Ленинграда. А случай глупейший. Пошел на охоту, заблудился. Три раза в снегу ночевал, пока нашли. Дурень, даже спичек с собой не взял. Чему их только в институтах учат…
