– Кто?
– Ну, автобус, – перешел неожиданно на шепот майор, – такой, похожий на тот, что возил курсантов в нашем милицейском училище.
– И что дальше?
– Останавливается передо мной и распахивает двери, а я вижу – за ступеньками там темнота, и он ждет, пока я войду, а мне страшно, и я не могу войти, ноги не слушаются, кричу от ужаса, и в этот момент всякий раз просыпаюсь, весь в испарине, а на теле гусиная кожа, как от озноба.
– Интересный сон. Хотя ничего такого, на мой взгляд, в нем нет. Может, переутомление у тебя, может, из детства фобии какие-то. А ты в детстве темноты боялся?
– Покажи мне детей, которые не боятся темноты.
– Ну да, ну да, – согласился полковник, – и у меня бывало в раннем детстве, особенно когда оставляли одного.
Затем, немного подумав, добавил:
– Ну что я могу тебе сказать, ерунда все это, ты просто от одиночества и однообразия можешь спятить и попасть в дурку, особенно учитывая специфику твоей работы. Вот я бы на твоем месте клин клином бы вышиб.
– Как это?
– Ну вошел бы в эту дверь и все. Самое печальное, что может случиться – ты просто проснёшься или, на худой конец, увидишь еще одну дверцу, за ней еще одну и так до бесконечности. А в итоге сон перестанет тебя мучить, потому как эффект ожидания чего-то страшного превращается в обыденное, теряя свою кумулятивность, и даю гарантию – больше этот кошмар тебе сниться не будет.
– Занятно, а где ты это вычитал?
– Фиг его знает, уже не помню. И вообще, я кадровик, если ты не забыл, я обязан быть психологом. Если ты знаешь, психотерапевты именно так стараются проводить терапию страха перед чем-то. Фильмы не смотрел, что ли? И вообще, хватит дурью маяться, заведи себе подружку. Поведи ее в кафе или на природу и вернись к жизни. А перейти на другую работу я тебе помогу по дружбе, обещаю.
– Ну спасибо, дружище. И извини, что отнял столько времени, вон уже у дверей кто-то тебя ожидает, – сказал майор, заметив в дверях женщину, уже несколько минут пристально смотревшую в их сторону и не решавшуюся подойти.
Полковник посмотрел в сторону входа и, тоже, видимо, заметив ее, сказал:
– Ну ладно, секретарь подошла, видимо, что-то срочное, мне надо идти, созвонимся.
* * *
В изоляторе для больных или, еще как её называли, лечебке было ничуть не лучше, чем в одиночной камере, там хотя бы можно было ходить по камере. А тут даже сходить по нужде целая проблема. Как только доктор ушел, сосед с перебинтованными ногами неожиданно оживился и, все время переворачиваясь с боку на бок, пытался достать ту часть цепи, что была прикована непосредственно к кровати, чтобы разомкнуть звено и попытаться освободиться. Наконец, устав от безрезультатных попыток, он стал яростно чесать бинты над прооперированными ранами и вскоре опять затих. Второй сосед в полиэтиленовом мешке по-прежнему неподвижно лежал, и только по временами надувавшемуся мешку на голове было видно, что он жив. Учитель попытался заговорить с сокамерниками, начав попытку с забинтованного.
