— Муж с утра еще со двора вышел, — твердила она, — вон и соседка не даст соврать!
Ворвавшиеся в дом мужики по-хозяйски обшарили чулан и полки. Везде было пусто, ни фунта муки. Это смутило их. А на улице злорадно ожидали кулей с пшеницей, требовали Воронцова.
Сестры наконец протискались в дом, Настя бросилась к матери. Мария, стиснув зубы, молча принялась выталкивать вон непрошеных гостей.
Незлобиво поругиваясь, ошеломленные натиском комиссаровой дочки, люди начали пятиться к выходу. И вдруг бабий голос заверещал снаружи:
— Вон он, Воронцов-то, сам пожаловал... За свою семью никак спужался!
Мария, а за ней и Настя подбежали к окну и увидели отца, окруженного пьяными мужиками. Они выхватили из кармана его брюк наган и, толкая им в спину, стали загонять в середину толпы.
— Бей его, не щади, — кричали мужики, — пусть ключи от хлеба дает, при нем они должны быть!
— Опомнитесь, граждане, что вы делаете! —донесся до девочек знакомый голос отца.
Мария спрыгнула с окна на улицу; она царапалась, кусалась, пробиваясь к нему. Удары сыпались на нее со всех сторон, но девочка словно не чувствовала боли.
Толпа, плотно сжав Воронцова, уводила его от дома, и, когда он еще что-то крикнул, прозвучал выстрел.
Все расступились, и Мария увидела отца, лежащего на земле лицом вниз.
С крыльца дома, как слепая, с вытянутыми вперед руками, спускалась Ксения Николаевна. Настя, вцепившись в подол материнской юбки, семенила за нею.
Толпа расступилась, отхлынула от Воронцова. Ксения Николаевна нагнулась над ним, растрепанные черные волосы ее свесились вниз.
— Будьте вы прокляты, убийцы! —дико вскрикнула она и, обхватив мужа за плечи, потащила его к крыльцу. Ноги убитого волочились по земле.
— Ой, мамонька, ой, боюсь! — закричала и заплакала Настя.
Среди ночи, вне расписания, в городок прибыл эшелон с красными латышскими стрелками. Военные патрули сразу заполнили все улицы.
Разбуженные выстрелами жители, затаившиеся в домах, отсиживались за русскими печами.
К утру в городке и близлежащих деревнях была восстановлена Советская власть.
В доме Воронцовых спала одна Настенька, но сон ее был неспокоен: она часто просыпалась, садилась в кроватке и, отчужденно озираясь вокруг, начинала жалобно просить:
— Пусть они уйдут, пусть скорее уйдут!
С этой ночи Настенька стала заикаться, часто плакать во сне, и Ксения Николаевна с Марией очень боялись, как бы девочка не осталась заикой на всю жизнь.
