— Если позволишь, любимый, я напишу проект меморандума. Ты должен уже ложиться, утром придется рано вставать, а мне пока спать не хочется. Посижу и попытаюсь написать. Может, тебе пригодится…
— Спасибо тебе, — зевнул он. — Но я и правда измотан. Тогда напиши, как мы и говорили… Доброй ночи, женушка, доброй ночи.
— Доброй ночи, любимый.
Она сердечно его поцеловала.
— И… вот еще… полагаю, в меморандум просто необходимо вставить несколько комплиментов Шуберту и Яскульскому: мол, их заслуги, плодотворный труд и все прочее.
— Как же это правильно с твоей стороны, — бросила она на него сияющий взор.
— Видишь, — улыбнулся он, — ты всегда думаешь обо мне хуже, чем следовало бы.
— О нет! — возразила она. — Я знаю, что ты добрый и благородный.
— Лишь бы в меру. Ага, еще одно: вы, женщины, всегда слишком говорливы, а тут нужно держать рот на замке. Никому ни словечка, понимаешь?
Она ответила ему взглядом, полным возмущения. Он погладил ее по волосам и пошел спать.
На самом деле он не устал, просто его измучил длинный разговор о фонде. Он уже ломал себе над этим голову несколько недель, хватит! Теперь он лежал, погрузившись в удобную постель, погасив свет и размышляя. Из комнаты доносился стук пишущей машинки. Это жена работала для него, его женщина, девица из графской семьи, большая дама, глядя на которую сложно было поверить, что у него есть право гладить ее по голове, ласкать ее тело или сажать за работу. Издалека она производила все то же впечатление неприступности, что и ранее, и не осталась ли она такой же для старого Эвариста Малиновского?… Для того, который, лежа в постели, удивлялся себе новому, господину из высоких сфер, бывающему у Сименецких или Паенцких, у Карасей, у знаменитых ученых, у крупных промышленников. Для того, кто играл в бридж с графами и банкирами, танцевал с женами послов и княжнами… Правда, эти знакомства, бридж и танцы еще не были для него повседневным хлебом, но он подстраивался, акклиматизировался в новом мире все больше.
В любом случае, он уже был кем-то. А теперь перед ним открывался и путь дальше, путь к высокому положению, власти, значимости.
«Так, может, и прав был Ягода, что я человек нужный, на своем месте, и что меня просто теперь узнали».
Эварист Малиновский засыпал умиротворенно, а сны его были легкими и приятными. Потому и проснулся он отдохнувшим, полным сил, довольным собой. Богна ждала его за завтраком. Он уже привык к фарфоровому сервизу, к ароматному кофе, красиво нарезанной ветчине, к теплым булочкам, тостам, джемам, однако все еще помнил те смешные времена с мутным желтым чаем, почерневшими алюминиевыми ложечками в кривом стакане, вчерашними булками и пятьюдесятью граммами ветчины, воняющей бумагой, в которой она лежала с вечера между створками окна.
